Книга Тайна Кутузовского проспекта - Юлиан Семенов

А Брежнев между тем, купаясь в сусловской пропаганде, уверовал в себя окончательно, любовался авторскими экземплярами своих книг, оглаживая тяжелой рукой сафьяновые переплеты, перечитывал страницы, шевеля потрескавшимися губами, и как-то по-детски дивился своей смелости в отдельных пассажах (Суслов отредактировал те фразы, в которых «писательская бригада» забивала положения об инициативе и собственности. Инициативу Михаил Андреевич пропустил, «собственность» почеркал: «Век должен пройти, прежде чем наше общество согласится на то, чтобы спокойно обсуждать смысл русского слова «частная», слишком много наслоений»). Иногда Брежнев засыпал со своей книгой на коленях; Виктория Петровна тихо плакала, глядя на любимого. Победив Шелепина, Леонид Ильич резко сдал: раньше надо было постоянно чувствовать мышцы спины, быть собранным, пружинным; теперь же, ощутив над-мирность, одинокую, плывущую величавость, он позволил себе расслабиться, а это бьет по организму — настоящий спортсмен умирает во время тренинга, тот, кто лег на диван, — уходит раньше…

Он лишь изредка зажигался, становясь прежним Брежневым: то, когда Алиев преподнесет перстень, — очень идет лидеру рабоче-крестьянской партии, то, раскатывая по дорогам дачи на штучном лимузине, отделанном внутри красным деревом, — новый подарок Хаммера, то, включая макет Москвы, усеянный драгоценными самоцветами светофоров.

Будет ошибочным считать, что Брежнев не знал о ситуации в стране. Знал, дети ему говорили. Он, однако, достаточно устал от тридцатилетней изматывающей борьбы за лидерство. Теперь борьба кончилась. Андропов бессилен предпринять что-либо, ибо окружен его гвардией — Цвигун и Цинев не спускают с него глаз. Рядом с Устиновым сидит верный ему Епишев, первый заместитель, комиссар, без его визы ничто и никто не двинется в армии. Щелоков — хоть и безумствует со своими артистами, что мутят в стране воду (жили б как все, а то сами нервничают и народ баламутят, безумцы), — крепко держит в руках аппарат внутренних войск, а с тех пор, как Зять стал его первым заместителем, каждый шаг шалуна известен в доме, да и дети за него горой, балует их, позволяет все, что захотят. Не надо бы так, но, с другой стороны, если мы не имели молодости, прошла в борьбе за хлеб насущный, который только должность гарантировала, то им-то можно пожить всласть, жизнь ведь быстролетна…

Когда однажды Андропов тронул на Политбюро вопрос о теневой экономике, о том, что в ряде регионов страны произошло сращивание разветвленной мафии с аппаратом Системы, причем в Сочи, как и в Днепропетровске и Ростове, нити ведут к воротам государственных дач, Брежнев повторил обычное:

— Не надо раскачивать лодку… Обобщения — опасны… Можно разбираться с отдельными случаями, но делать выводы — преждевременно, пусть аппарат работает спокойно, он наша надежда и опора…

Суслов молчал: создав образ Брежнева, он оказался им же и раздавленный; голосовал против предложения Андропова; арест директора Елисеевского магазина ЧК пришлось проводить без санкции члена Политбюро Гришина — не позволил бы; так же — без санкции партийного руководства — был взят сочинский городской голова Воронков. Началась обхватывающая, внешне, правда, незаметная, затаенная атака на брежневскую коррупцию. Андропов подвинул к этой работе Прокуратуру, вычленив изо всех замов одного — Найденова; подсказал ему направление удара, снабдил материалами, но сам в эту драку не лез — за Медуновым и иже с ним стоял аппарат, не сладить, сомнут…

… Случай действительно закономерен в такой же степени, как закономерна случайность.

Лениво отмахиваясь от текущих дел, новый вождь подолгу жил на своих дачах, все чаще и чаще просил показывать ему те фильмы, которые полюбил с молодых еще лет; растрогался после «Тихого Дона», повелел наградить исполнителя главной роли орденом Ленина и званием народного артиста СССР — одновременно, такого раньше не бывало: «уж больно хорошо этот Мелихов играет, надо отметить». После любимого «Зигмунда Колосовского» посмотрел «Подруги» с Зоей Федоровой; поплакал. Андропов, узнав об этом, нажал: Викторию Федорову, дочь актрисы и адмирала, выпустили в Штаты, к отцу, «угодно духу хельсинкских соглашений, Белый дом оценит такой жест Москвы».

Кто-то, запамятовал, кто именно (наверное, дети), похлопотали за саму Зою Федорову в восемьдесят первом: «мать не пускают в гости к дочери, в Америке может начаться очередная кампания». Брежнев поинтересовался, сколько актрисе лет; ответили, что за семьдесят; сказал — обратиться к помощнику по культуре Голикову, разберется. Тот разобрался: «с ней дело плохо, организовала побег дочки, сейчас имеет дело с отказниками, говорят, через ее руки проходят миллионы, распределяет деньги тем, кто ждет выезда, да и ей помогают, рука руку моет».

Брежнев повелел, чтобы уточнили; можно б помочь: старуха, какой от нее вред?

В одночасье начался скандал в доме — на этот раз с артистом Буряцей. Краем уха Вождь услышал, как говорили, что цыган знаком и с Зоей Федоровой; того, что касалось близких, не забывал никогда, становился внимательным, постоянная сонливость слетала вмиг, глаза делались прежними, зоркими; начинал подолгу смотреть на свое отражение в зеркале — перед каждым Пленумом так собирался (вспомнил, как брат, крепко поддав, позволил себе шутку: «Лень, про тебя говорят — «бровеносец в потемках»; отлучил на время; дурак, знай, что можно позволять при гостях).

— Пока во всем не разберутся, никуда эту Федорову не отпускать, — сказал, как отрезал.

Между тем, наблюдая за ростом коррупции и мафии, понимая, что страна катится в пропасть, Андропов, закрепив свои позиции в Прокуратуре, решил, что настало время переходить к решительным действиям, ибо вся Москва уже говорила о том, что дочь Генерального секретаря проводит дни и ночи в обществе Буряцы, а тот, как сообщали информаторы, связан с людьми, имевшими выходы на коррумпированное подполье. Сделки заключались миллиардные, был задействован высший эшелон Системы.

Аккуратные попытки подтолкнуть к действиям Щелокова успехом не увенчались: тот тормозил дело, говорил, что надо тщательно перепроверить полученные сообщения, возможно, кто-то хочет бросить тень на семью Вождя, можно допустить, что все это — дьявольская работа сионистских западных спецслужб, которые страшатся гигантского авторитета, завоеванного в мире добрым гением Леонида Ильича, — понятно, что это бесит противника, следовательно, возникшая ситуация должна быть подконтрольна лишь ЧК, а никак не Министерству внутренних дел.

Андропов согласился с такого рода концепцией Николая Анисимовича, попросил его, однако, не отказываться от совместных проработок отдельных эпизодов, и в тот же день поручил Цвигуну осуществлять руководство операцией, заметив при этом, что на нем, Семене Кузьмиче, лежит прямая ответственность за то, чтобы Генеральный секретарь был в абсолютном неведении о происходящем: «никто не вправе попусту нервировать Леонида Ильича, нам слишком дорого его спокойствие».

Этим он отрезал все пути Цвигуну и Щелокову идти с челобитной к Брежневу: «сами принимайте решения, сами выносите рекомендации, решать буду не я, а ЦК, слишком сложное дело…»