Книга Айсберг - Клайв Касслер

Питт спросил:

— Полагаю, в вашей Шангри-Ла нет места свободной прессе?

— Свободная пресса — это наглая форма вседозволенности, — нетерпеливо сказал Келли. — Посмотрите, что она сделала с Соединенными Штатами. Печатать все грязное, скандальное, сенсационное — все, что угодно, лишь бы продать больше газет и заполучить больше платной рекламы. Так называемая свободная пресса лишила некогда свободный народ всякой нравственности, оставив в умах людей груду гнилого мусора.

— Конечно, американская пресса несовершенна, — согласился Питт. — Но она по крайней мере старается рассказывать правду о плутократах вроде вас.

И сразу замолчал, удивляясь собственному выступлению. Он чуть не вышел из образа. Если у него есть хоть малейшая надежда на бегство, то это — сохранять личину: нужно и дальше выдавать себя за гея.

— Боже, как я увлекся!

Нахмурившись, озадаченный Келли посмотрел на Рондхейма. И в ответ на свой безмолвный вопрос получил полное отвращения пожатие плечами.

Тишину нарушил старик по имени Сэм.

— Захватив одну страну, Джеймс, как ты намерен захватить остальные? Даже у твоих партнеров, как ты их называешь, не хватит капиталов, чтобы захапать целый континент.

— Верно, Сэм, даже наши объединенные ресурсы этого не позволят. Но мы можем превратить, например, Боливию в организованное, процветающее общество. Только представь: без коррумпированной администрации, с ограниченной, чисто символической армией, все сельское хозяйство и вся промышленность можно нацелить на улучшение жизни народа, потребителей. — Келли говорил все более нервно. — Опять деловой принцип: каждый грош вкладывать в рост. Никакой прибыли. А когда Боливия превратится в утопическое государство, которому будет завидовать население всего континента, мы одну за другой аннексируем соседние с ней страны.

— Бедные и голодные, затаив дыхание, ждут возможности оказаться в раю, — презрительно сказал француз. — Так, по-вашему?

— Вам кажется, что вы преувеличиваете, — равнодушно сказал Келли, — но на самом деле вы ближе к правде, чем сами считаете.

— Теория домино, порожденная благородными помыслами, — добавил Питт.

Келли кивнул.

— Именно благородными помыслами. А почему бы и нет? Западная цивилизация представляет собой историю постоянных перемен, вызванных благородными помыслами. Мы, бизнесмены, имеющие самое большое за последние двести лет влияние, получили возможность определить, произойдет ли новое замечательное возрождение или цивилизация так и останется лежать в мусорной яме и навсегда перестанет дышать. Тут я должен признаться, что я довольно отсталый человек. Я отверг множество доктрин, предложенных лучшими академическими умами. Я считаю, что организация всегда лучше хаоса. При достижении цели я предпочитаю прибыль потерям, строгие меры — мягкому убеждению. И абсолютно уверен, что правила бизнеса ценнее любых идеологий.

— В вашем великом замысле есть изъян, — заметил Питт, наливая себе новую порцию бренди. — Случайная погрешность может уничтожить всю работу.

Келли задумчиво посмотрел на Питта.

— Ваш мозг против самой передовой компьютерной техники? Оставьте, майор. Мы месяцами просчитывали любые возможности, любые отклонения и ошибки. Вы просто паясничаете.

— Неужели? — Питт, как воду, проглотил бренди и сказал Келли: — А что же Рондхейм и мисс Файри? Объясните. Они не соответствуют требованиям к руководителям «Хермит лимитед». Рондхейм на двадцать лет моложе, мисс Файри… ну, она вообще сильно отстает.

— Брат мисс Файри Кристиан, как и я, был идеалистом, он тоже стремился вырвать человечество из трясины бедности и несчастий. Его щедрые действия в Африке и в других местах, где он вел дела, позволили нам сделать для него исключение. В отличие от большинства твердолобых бизнесменов, он использовал свое богатство на общее благо. Когда он трагически погиб, мы, совет директоров «Хермит лимитед», — он поклонился сидящим рядом с ним мужчинам, — проголосовали за то, чтобы принять на его место мисс Файри.

— А Рондхейм?

— Счастливая случайность, на которую мы надеялись, но не рассчитывали. Дело не только в том, что его консервные заводы давали доступ к развитию рыбообрабатывающей промышленности всей Южной Америки, — маятник в пользу Рондхейма качнули его способности и огромные связи.

— Руководитель вашего отдела устранения? — мрачно сказал Питт. — Глава вашей частной секты исмаилитов?

Окружавшие Келли люди переглянулись и посмотрели на Питта. Смотрели молча, на лицах было любопытство. Фон Хуммель в пятидесятый раз отер платком лоб, а сэр Эрик Маркс провел рукой по губам и кивнул Келли; этот жест не остался незамеченным Питтом. Поправив шарф на талии, Питт прошел к столу и налил себе еще стакан «Рош» — на посошок: он понимал, что Рондхейм не даст ему выйти из дома через парадную дверь.

— Это ваше предположение? — спокойно спросил Келли.

— Вряд ли, — ответил Питт. — После трех покушений на твою жизнь начинаешь разбираться в таких вещах.

— Корабль на подводных крыльях! — свирепо рявкнул Рондхейм. — Вы знаете, что с ним случилось?

Питт сел и пригубил бренди. Если придется умереть, по крайней мере он до конца останется на сцене.

— Вы чрезвычайно неряшливо сработали, дорогой Оскар, или я должен сказать: покойный капитан вашего корабля? Видели бы вы его лицо в тот момент, когда на его корабле загорелся коктейль Молотова.

— Проклятый извращенец! — Голос Рондхейма дрожал от ярости. — Лживый педик!

— Брань на вороту не виснет, милый Оскар, — небрежно ответил Питт. — Думайте, что хотите. Одно несомненно. Из-за своей небрежности вы больше никогда не увидите ни корабль, ни его экипаж.

— Понимаете, что он делает? — Рондхейм шагнул в сторону Питта. — Он пытается настроить нас друг против друга.

— Довольно! — Глаза Келли были холодны, голос звучал властно. — Пожалуйста, продолжайте, майор.

— Вы очень любезны. — Питт допил бренди и налил еще. Какого черта, подумал он, можно притупить предстоящую боль. — Бедный Оскар провалил и вторую попытку. Не стану углубляться в печальные подробности, но двое его тупоумных убийц сейчас болтают по душам с сотрудниками Национального разведывательного агентства.

— Дьявольщина! — Келли повернулся к Рондхейму. — Это правда?

— Мои люди никогда не болтают. — Рондхейм свирепо посмотрел на Питта. — Им известно, что произойдет с их родней, если они начнут болтать. К тому же они ничего не знают.

— Будем надеяться, что вы правы, — тяжело сказал Келли. Он подошел к Питту и остановился, глядя на него. Его взгляд ничего не выражал, но это было тревожнее, чем любое проявление враждебности. — Игра зашла достаточно далеко, майор.

— Жаль. Я только начал разогреваться, дошел до самого интересного.

— В этом нет необходимости.