Книга Наследницы - Элизабет Адлер

Билли Сакстон был самым крупным владельцем скаковых лошадей в Европе, хотя в последние дни чаще бывал в Америке, чем в своем огромном поместье в Уилтшире, присматривая за бизнесом, который достался ему в наследство от богатой американской матери.

Великолепный дом в стиле эпохи короля Якова I, прилегающие к нему окрестности в тысячу акров, включая деревню Моубри, находились во владении семьи только три поколения. Его дедушка купил все это у обнищавших хозяев, когда фортуна изменила им, а к нему повернулась лицом благодаря уникальному шансу открытия химического чистящего вещества, которое он расфасовал и стал продавать под маркой «Средство для чистки всех вещей Сакстона, пригодное для прачечных».

Дед Сакстона разбогател на этом чистящем веществе и стал одним из гигантов индустрии девятнадцатого века. После смерти деда наследство перешло к отцу Билли, который женился на богатой американской наследнице бизнеса «Каши для завтрака», а когда они оба умерли, Билли унаследовал и то и другое.

Тридцатилетний Билли получил образование в Харроу и Кембридже, окончил Гарвардский университет со степенью магистра в области бизнеса и со временем стал знатоком лошадей и скачек. То и другое было главным удовольствием его жизни. Билли был тихим, незаметным человеком с резким голосом. Он слегка заикался, когда испытывал сильное возбуждение, которое случалось каждый раз, когда одна из его лошадей побеждала.

Билли был скромным человеком, ненавидящим публичность, и его фотография появилась в газете только однажды, когда его лошадь победила на важных скачках. Для него главным были лошади, и он отдавал все призы их тренерам, говоря при этом: «Я покупаю только лошадей, а эти парни делают из них победителей».

Билли посмотрел на девушку, сидевшую напротив. Она продолжала громко рыдать, и он не знал, что делать. Он снова вздохнул, еще больше раздражаясь. Ему надо было принять одно важное решение, и он надеялся побыть один, чтобы все обдумать. Последнюю пару дней он провел на Фокстон-Ярде, подумывая о том, чтобы переправить туда парочку своих лошадей для тренировки. Там все, казалось, было очень организованным, место чистое, работники симпатичные. Но в то же время было что-то, чего он никак не мог понять. Уж слишком там было тихо, люди избегали смотреть ему в глаза. Даже лошади казались какими-то подавленными, и он сильно подозревал, что причина заключалась в самом Хаддоне Фоксе.

Вскоре девушка начала успокаиваться. Расправив плечи, она вынула из сумочки носовой платок, вытерла слезы, высморкалась и бросила на Билли сердитый взгляд.

Глаза девушки под ровными темными бровями покраснели, веки припухли, но Билли заметил, что глаза у нее прекрасного янтарного цвета, а длинные ресницы слиплись от слез, которые все еще дрожат на их кончиках, сверкая, как звезды. Густые блестящие волосы падают ей на плечи шелковистой массой. Кожа у нее цвета густых сливок. Носик прямой, скулы широкие, рот плотно сжат. Одним словом, она совсем не похожа на англичанку. Цветом кожи и темными глазами она напоминала ему мать-итальянку.

— Вы не х-хотите рассказать мне, что случилось? Возможно, я смогу помочь.

— Не можете, — резко ответила девушка. — Мне никто не может помочь. Моя судьба хуже смерти. — Ее глаза вспыхнули гневом.

— С-с-смотрите!

— Вы отлично понимаете, что я хочу сказать. — Девушка вновь сердито посмотрела на Билли. — Не понимаю, почему вы так беспокоитесь. Вы меня даже не знаете. Вы для меня посторонний человек.

— Верно. Но я п-посторонний, покой которого был нарушен, когда другой п-посторонний человек ворвался в купе и разрыдался. Мне кажется вполне нормальным высказать вам свою озабоченность.

— О Боже, бабушка возненавидела бы меня за это, — сказала девушка, смутившись. — Она не выносит грубости. Простите. — Она снова готова была разрыдаться. — Я хочу сказать, что приношу вам искренние извинения.

Билли понимающе кивнул:

— Я их принимаю. Ваши извинения в той форме, в которой они были произнесены.

— Вы не похожи на напыщенное ничтожество, тогда почему вы говорите в таком духе? — заметила девушка с ехидной улыбкой.

Когда в Билли пробуждается интерес, он забывает о своем заикании.

— Почему вы решили, что я не напыщенное ничтожество?

Лаура оценивающе посмотрела на своего попутчика. Он был высоким солидным мужчиной, с густыми рыжими курчавыми волосами, продолговатым лицом, слегка похожим на лошадиное, красивыми голубыми глазами, длинным носом, крепким подбородком и плотно сжатыми губами.

— Ваши губы выдают в вас сурового человека. По-моему, вы чем-то похожи на мистера Рочестера. Из «Джейн Эйр». И в вас есть что-то привлекательное, — сказала Лаура, смеясь глазами и забыв о своем горе и «судьбе хуже смерти».

— Я знаком с творчеством Шарлотты Бронте. Правда, я не йоркширец.

— Тогда кто же вы? — Лаура с любопытством посмотрела на мужчину.

— Шотландец, итальянец, американец. Возможно, даже англичанин. Но определенно не йоркширец.

— Это сразу видно, — оживилась Лаура. — Йоркширцы — лучшие мужчины на свете.

Взгляд ее вдруг сделался отсутствующим, и Билли догадался, что она думает о каком-то конкретном молодом человеке.

— Вы не можете одновременно быть всех этих национальностей, — заметила Лаура. — По крайней мере только двух, все остальные исключаются.

— И по правилам предложенной вами игры мне разрешается выбрать только две?

Лаура рассмеялась, и в ее глазах появился интерес.

— Валяйте, — сказала она. — Сначала вы, а потом я.

— Дайте подумать. — Он задумчиво потер подбородок. — Полагаю, что я выберу итало-американца, — это одна национальность, а вторая — шотландец.

— Ха! — торжествующе воскликнула Лаура. — Я сразу поняла, что вы иностранец. Я тоже, но не до такой степени, как вы. Во мне три четверти итальянской крови и одна четверть английской. Вы знаете Флоренцию? Моя мать родом оттуда, а у меня никогда не было возможности съездить туда. Мои родители погибли, когда мне был всего один год. Они утонули. Паром, на котором они плыли к моему дедушке Фиоралди в Тоскану, перевернулся. — Лаура горестно вздохнула. — Я не знала ни матери, ни отца и никогда не была в Италии. Я вообще нигде не была, кроме Харроугейта, где училась в школе, а это недалеко от Суинберна. Меня воспитывала моя бабушка Джинни. Более душевного человека, чем она, я никогда не встречала. Она для меня все. Даже родная мать не могла бы любить меня больше.

На глазах Лауры снова выступили слезы. Билли вынул из кармана пиджака белый носовой платок и молча протянул его ей.

— Все дело в том, что она уже очень стара, — продолжила Лаура дрожащим голосом. — Мне не хотелось оставлять ее одну в Суинберне. Конечно, она там не совсем одна, но без меня. Если бы только старик Маунтджой не прислал это письмо, я бы осталась в Суинберне, к которому прикипело мое сердце. Мне бы не пришлось выступать в роли дебютантки.