Книга Беру все на себя - Евгений Красницкий

— Господин сотник, господин сотник! — прервал Мишкины размышления крик отрока. — Господин сотник, дозволь обратиться, отрок Астафий!

— Что случилось?

— Урядник Яков велел передать: по Пине от Пинска две лодки спустились!

Мишка дернулся встать, но Егор буквально пригвоздил его к месту предостерегающим взглядом.

«Тпру! Стоять, Зорька, покуда доят! Постыдились бы, сэр, сколько ж можно на одни и те же грабли наступать? А еще Дырку с Треской поучать взялись!»

— Поручик Демьян велел три насада на перехват готовить, — продолжал доклад Астафий.

— Гм… — Мишка сделал вид, что и не собирался вскакивать, а лишь поудобнее усаживается. — Сколько народу в лодках?

— По семь, по восемь, все оружные. Но с одной лодки четверых на берег высадили, там, где у них дозор раньше стоял.

— Что, так вот, на виду, все и делают?

— Нет, господин сотник, они думают, что их не видно, а мы видим.

— Передать поручику Демьяну, что его действия одобряю. Нападать на полочан разрешаю, только если они в Припять выплывут, да так, чтобы обратно в Пину они вернуться не смогли. Самим же в Пину не лезть! Запрещаю настрого — на засаду нарваться можете! Ступай.

— Погоди! — вмешался Егор. — Передай ратнику Арсению, чтобы ладью готовил, он знает, которую. На ладью моих людей, гребцов из огневцев и… — Егор вопросительно глянул на сотника Младшей дружины.

— И опричников! — быстро добавил Мишка.

— И от меня передай, — влез Семен Дырка, — чтобы гребцов и кормщиков невозбранно!

Отрок Астафий растерянно поморгал, но увидев поощрительный кивок сотника, бодро рявкнул:

— Слушаюсь, господи сотник!

Треске, чувствовалось, тоже хотелось добавить и собственные распоряжения, но повода не нашлось. Он вздохнул, провожая взглядом убегающего отрока, и как-то по-простому, уже не пытаясь ничего из себя изображать, обратился к Егору:

— Свежатинки добудем. Мои тут уже кабанье стадо выследили — с поросятами, голов в двадцать будет. Вечерком возле водопоя их и возьмем. Не велика хитрость, сделаем. А скажи-ка ты мне, к чему он, — дрегович повел бородой в сторону Семена, — негоден оказался? Как-то вы… больно уж смутно излагаете.

— Во-во! — встрепенулся «адмирал Дрэйк». — Негоден, негоден, дырка сзаду, а для чего негоден-то? И почему?

Егор опять полез пальцем в ухо, предоставляя Мишке возможность самому отвечать на заданный вопрос.

— Перемены грядут, честные мужи, перемены серьезные, а вот к добру эти перемены будут или к худу, во многом и от нас зависит. — Мишка оглядел собеседников и, убедившись, что те готовы слушать дальше, продолжил: — Избаловались мы за боярином Федором-то — ни князь в полюдье к нам не ездил, ни людей своих не присылал, да и некому это делать было — в Турове-то Брячислав Святополчич только на кормлении сидел. Ныне же на Туровский стол сел полноправный князь, как-то при нем все будет? А ну как не удоволится тем, что ему боярин Федор собирает, да начнет сам в полюдье ездить? Или еще хуже — людишек своих посылать. Слыхали, наверное, как они себя ведут? Виры разорительные на пустом месте придумывают, новые подати измышляют, а то и впрямую грабят. В полюдье, как в боевой поход за добычей ходят. Но им иначе и нельзя — кормятся-то только с добычи да княжьими милостями, а жизнь в стольных городах дорога. Там не только прокорм требуется, но богатство напоказ выставить, гонор явить.

— А я-то тут при чем? Что мне, дырка сзаду, воевать, что ли, с князем?

— Ни в коем разе! Бунт князья давят жесточайше, да и за обиды своих людишек карают беспощадно.

— И что ж тогда?

— А то, что между простым селом и боярским — с дружиной — разница есть, и разница существенная. Да, за княжьего человека спрос суровый, но ему-то, ежели убили, уже все равно. Для грабителя, в случае гибели, смысл грабежа теряется начисто — награбленное уже не потратишь. Да и остальные при таком повороте дела предпочтут не рисковать, а поискать добычу полегче. У татей, хоть простых, хоть княжьих, ухватка всегда одинаковая — рвать в первую очередь с тех, кто сопротивляться не может.

— Угу, так они и утерлись, дырка сзаду, и князь смолчал. Да что ты мне тут…

— Нет, конечно! Не утерлись и не смолчал… если дело с боярином-одиночкой имеют. А вот если сотни в тысячу собраны, да тысяча та сильна…

— Опять, выходит, война!

— Совсем наоборот! Никакой войны, а даже любовь и согласие!

— Ну это ты заврался! Какая любовь, дырка сзаду, коли сила на силу? Не знаю, что ты такое в книжной науке превзошел, как о тебе болтают, а только жизни ты не знаешь — молод еще! Запомни: промеж жерновов уцелеет не самое твердое зерно, а то, которое ямку в жернове нашло и в ту ямку закатиться сумело! Так-то, дырка сзаду! А то развел тут: сотни… в тысячу собранные…

— Вот я и говорю: «Не годен!» — неожиданно вставил Егор. — Мы ведь не те зерна ищем, что в ямку закатиться норовят, да и не зерна вовсе, а камешки, что потверже жернова будут. Им-то ямка не требуется — так устоят, да еще и сам жернов покорябают.

— А вы, значить, такие твердые? — язвительно ощерился Семен.

— А мы, значить, да — такие твердые, — передразнил Егор.

— И через это у вас, дырка сзаду, с князем любовь и согласие?

— И через это князь Вячеслав Владимирович нашему воеводе златую шейную гривну пожаловал.

— Э?.. Ишь ты, едрить тя в грызло…

Пока Егор с Семеном обменивались язвительными репликами, Мишка прислушивался к тому, что творится на Припяти. И понимал, что бесполезно — протоку, в которой были укрыты трофейные ладьи, отделяло от основного русла довольно приличное расстояние, да еще и заросшее лесом, но все равно не мог удержаться — прислушивался.

«Как там у Демьяна? Хотя Арсений, конечно, присмотрит, глупостей натворить не даст… А может быть, полочане в Припять и не вылезут, уйдут к Пинску? Погодите, сэр, какая-то у вас только что мысль интересная мелькнула… очень, между прочим, показательная. Да! Вы обратили внимание, как ваши собеседники отреагировали на ваш пассаж „У татей, хоть простых, хоть княжьих, ухватка всегда одинаковая?“ Вот именно! Никак не отреагировали — восприняли как само собой разумеющееся! Каково? Сказано „княжьи тати“, а народ безмолвствует! Вам, сэр Майкл, это ничего не напоминает? Ага! Совершенно справедливо, позволю себе заметить, — напоминает, практически копирует, ТАМОШНЕЕ отношение населения к ментам от так: девятьсот лет разницы и… никакой разницы! Простите великодушно за невольный каламбур. Но тогда… получается, что „адмирал Дрэйк“ Ваньку валяет — все ему известно и понятно… Хотя нет. То, что систему может победить только другая система, ему и в голову не приходит… как ТАМ — отмахаться от ментов можно фээсбэшной или депутатской ксивой или чем-то подобным — знаком принадлежности к другой системе, не менее сильной. Что ж, тогда дальнейший разговор понятен, никуда вы не денетесь, „сэр Фрэнсис Дрэйк с отверстием в интимном месте“».