Книга Свободный человек - Светлана Юрьевна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Она же маленькая. Ты тоже была такой. И Иван, – увещевала Элизу Маша, когда они вдвоём оказались на кухне. – Да, неприятно, пятно. Но что поделаешь. Обратная сторона веселья».
«Я даже не веселилась, – буркнула Элиза. – Это папино веселье. Не моё».
«Как это? – возмутилась Маша. – Ты хочешь сказать, что праздник, который мы все так любим, которого ждём и к которому так тщательно готовимся, тебе не по нраву?»
Элиза молчала.
«Знаешь что, – продолжила Маша. – Веселье – дело рук веселящегося. Если ты чего-то хочешь от этого дня, то будь добра, сделай себе это сама. А у меня и так слишком много забот, чтобы я ещё и утешала капризного подростка!»
Элиза повернулась и вышла из кухни. Но, вместо того чтобы вернуться в детскую, отправилась в большую комнату, села там за стол, добыла себе пустую тарелку и, положив на неё изрядный кусок «Птичьего молока» с халвой, принялась методично жевать.
«О, кто это к нам пришёл! – улыбнулся дядя Эдик. – Чайку вам, сударыня?»
Элиза мрачно кивнула. Эдик подвинул ей свою чашку, из которой он не успел пока отпить. Элиза помотала головой и отодвинула чашку.
«Так ты хочешь или не хочешь чаю?» – спросил дядя Эдик.
«Хочу, – пробасила Элиза. – Но не из вашей чашки».
«Я же не пил оттуда», – пожал плечами Эдик.
«Всё равно», – Элиза поморщилась, встала, поискала чистую чашку, нашла одну на комоде, среди подарков. Налила себе чай.
«Ох-ох-ох, – поддразнил её Эдик. – Подумаешь! Скажи лучше, мы петь-то с тобой будем?»
«Не-а. – Элиза мотнула головой. Она явно не хотела на него смотреть. – Я ем торт».
«Вижу, вижу. Сначала – хлеба. А потом – зрелищ! Я тебя подожду», – заверил её дядя Эдик. Элиза молчала. Проглотив последний кусочек, она огляделась. Кто-то рассказывал анекдот, кто-то – наигрывал на гитаре, целая компания вспоминала, как они отдыхали в Симеизе в шестьдесят девятом. Две женщины обсуждали знакомого врача. Семья Жениного начальника собиралась домой, несколько человек сюсюкали с маленькой Анютой, пока ту упаковывали, уже совершенно одеревеневшую от сонливости, в пухлый комбинезон. Женя налил себе коньячку и посмотрел вдаль – поверх бутылок и салатников. И встретился взглядом с Элизой. Но тотчас же отвел глаза и склонился к гостю, который сидел сбоку, как будто бы силясь лучше расслышать, что тот бормочет. Но тот лишь повторял «таскэть, таскэть» и никак не мог выразить свою мысль. Элиза встала и двинулась в коридор, просачиваясь сквозь толпу Анютиных почитателей. Ей хотелось побыть одной.
Она бесцельно зашла в туалет, посидела там на закрытом унитазе. Потом спустила воду, вышла, скользнула в ванную. Включила воду и принялась разглядывать себя в зеркале. Некрасивое, жирное, чужое лицо. Волосы уже повисли, а ведь она их только сегодня помыла и после душа они были пышными. Когда же кто-нибудь меня полюбит? – вдруг пришло ей в голову. Она приблизилась к зеркалу и медленно спросила вслух, глядя себе в глаза: «Когда же кто-нибудь меня полюбит?»
Выключила воду. Автоматически стала вытирать полотенцем совершенно сухие руки. И в этот момент дверь ванной открылась. На пороге стоял дядя Эдик.
«Ты чего здесь?» – спросил он. Его рыжая борода была особенно всклокочена, сквозь толстые стёкла очков видны были маленькие юркие глаза. Элиза попятилась и почувствовала, как в спину ей врезалась раковина. Дядя Эдик вошёл в ванную и прикрыл за собой дверь. Элиза стояла и смотрела в пол. Он протянул к ней руку, она наклонилась назад, чтобы избежать прикосновения к плечу. Его рука застыла, так и не дотронувшись до Элизы.
«Тебе плохо?» – снова спросил дядя Эдик. Элиза заставила себя посмотреть ему прямо в лицо, но, поскольку тело почти не слушалось её и шея никак не хотела выпрямляться, вышел тяжёлый взгляд исподлобья. «Ох-хо-хо-хо! – зычно засмеялся дядя Эдик. – Я чувствую опасность!» – и с этими словами он снова потянулся к её плечу. И тут Элизу накрыла волна какого-то резкого, едкого возмущения. У неё в голове всплыли слова Маши: «Веселье – дело рук веселящегося. Если ты чего-то хочешь от этого дня, то будь добра, сделай себе это сама». И Элиза вдруг схватила руку дяди Эдика, быстро поднесла её к лицу и резко и больно укусила. Дядя Эдик от неожиданности вскрикнул. Элиза расхохоталась – громко, басовито, так, словно она была ведущей актрисой в самом роскошном московском театре. Она увидела перед собой темноту, но на этот раз это была не темнота квартиры, не беспомощная темнота обморока, не темнота стыда, которая застила ей глаза. Это была темнота зрительного зала, она дышала, она звала её. И Элиза с удовольствием расхохоталась ещё раз и поняла, даже больше, чем увидела, что дядя Эдик стремительно выбежал из ванной, оставив её один на один с её новым переживанием – смелостью и красотой игры.
Когда Элиза вернулась за стол, Эдуардмитрич сидел с гитарой, вокруг него собрался небольшой кружок гостей, и все хором пели, грассируя в подражание Вертинскому:
«Вырастут доченьки, доченьки мои…
И будут у них ноченьки, будут соловьи!»
Элиза прямо смотрела на Эдика. Но тот обводил весёлым взглядом поющих и не замечал её, как не замечают нечто неодушевлённое, предмет мебели, неловкую пошловатую картинку в рамке, которая совершенно не подходит ни интерьеру, ни случаю.
И именно в это мгновение Элиза ощутила, что она больше не прыщавый подросток с засаленными волосами, что она перестала быть невидимкой и начинает сиять.
Вегетарианский стол
записки
Моему прадеду Владимиру Оттесену, который всегда был рядом.
Предисловие
В этом рассказе много вымышленного. Даты перепутаны, персонажи перерисованы, а основную часть этой правдивой истории составляют мои фантазии. Любые совпадения с некогда жившими, а также с ныне живущими людьми неслучайны и воспринимаются автором как комплимент.
С. Богданова, Москва, 6.2.2019
Глава первая
1
Я снова споткнулась о трубу, и моя загорелая, искусанная комарьем, нога попала в слякоть под старым тугим заржавленным краном. Наливать воду в ведро надо аккуратно, кран закручивать до конца, и даже тогда
