Книга Царь нигилистов 5 - Наталья Львовна Точильникова

Кронштадт, где показывал корабли. Потом в Павловск, в свой музей древностей, где в Турецкой комнате на стенах висели мраморные доски, снятые в крепости в Варне во время прошлой Русско-Турецкой войны.

Потом Шамиля принимали дядя Низи и дядя Миша. А Саша в очередной раз убеждался в том, что народ русский середины не знает, либо уж на виселицу, либо на пьедестал.

В начале октября Никса пригласил Сашу к себе на чай и торжественно выложил на стол очередной номер «Колокола».

— О! — сказал Саша. — Давненько Александр Иванович про меня не писал. Или там что-то другое?

— Про тебя, про тебя! — подтвердил брат.

Заметка касалась учреждения школы имени Магницкого и была вполне лестной.

'Ему все уши прожужжали, что он набрал сброд, — писал Искандер (то есть Герцен), — но Великий князь стоит твердо. Когда небезызвестный Муравьёв-вешатель подробно расписал ему, что именно за сброд, Александр Александрович его вежливо поблагодарил и сказал, что теперь будет знать, кто нуждается в помощи и кому назначить стипендию.

Кстати должны предупредить. Великий князь, возможно, не вполне понял, с кем беседовал. Муравьёв не только вешал героев Польского восстания, не только побывал в Петропавловской крепости по обвинению в причастности к делу наших мучеников свободы — декабристов. Он вышел оттуда с повышением.

О, конечно, он вспоминал потом, что назвал имена только тех, кто уже был арестован или умер, или смог уехать за границу. Но это говорил он.

Откуда тогда чин статского советника?'

— Хорошо, что папа́ не в Петербурге, — заметил Саша, дочитав, — может, остынет к возвращению.

— Твоя-то в чём вина? — спросил Никса. — Здесь больше не про тебя, а про Муравьёва.

— Моя вина в том, что мне льстит Герцен.

— Он и папа́ льстил.

— Уже нет, — вздохнул Саша. — Никса, а что сейчас в Госсовете? Ничего интересного?

К сокращению «Госсовет» брат уже привык.

— Не-а, — сказал Николай, — один банковый кризис. Всё ищут, на чём бы сэкономить, и всё получается, что на военных расходах.

— Ну, почему бы и нет? — сказал Саша. — Проблема Шамиля решена.

Саше вспомнилась одна малоизвестная песня Высоцкого. Вечером он её попытался подобрать на гитаре. Но реалии были совершенно не для 19-го века, да и текст он помнил не полностью.

Папа́ всё не возвращался. А без него с песенкой делать было нечего.

Ещё неделю спустя Саша получил письмо из Киева, от Пирогова.

Глава 21

'Мы взяли плесень из палаты, где лежат пациенты с гнойными ранами, — писал Пирогов, — пока пытаемся её вырастить. Будем испытывать бактериях, которые выделил из гноя Склифосовский.

Но говорить о результатах пока рано.

Однако у меня есть новость, которая, возможно, вас заинтересует.

11 октября в здании Киево-Подольского уездного дворянского училища мы собираемся открывать воскресную школу для взрослых, чтобы учить их грамоте и арифметике.

Это идея профессора Павлова. Обучение будет бесплатное. Учителя тоже готовы работать бесплатно. Нужно только помещение.

Школу основали 17 студентов Киевского университета святого Владимира и один студент Киевской духовной академии. Она предназначена для мальчиков из детей ремесленников и рабочего класса, не имеющих ни времени, ни средств посещать обыкновенные училища.

Я знаю, что вы мечтали о всеобщем начальном образовании и всеобщей грамотности. Нам еще до этого далеко, но пытаемся сделать шаг в эту сторону'.

В тот же вечер Саша был у Елены Павловны в Ораниенбауме. Гогель взялся сопровождать.

Она обняла внучатого племянника, Григорий Федорович поклонился и поцеловал её руку.

Саша показал письмо Пирогова.

Принцесса Свобода прочитала, посмотрела вопросительно.

— Плесень — это наши с Николаем Ивановичем дела, — объяснил он. — Пытаемся создать лекарство от… много чего. Там про школы. Я думаю, что по воскресеньям помещение школы имени Магницкого будет всё равно пустовать, и там можно открыть такую же школу.

Елена Павловна задумалась.

— Конечно, это будет очень простая публика, — признался Саша. — Может быть, даже крестьяне, не только ремесленники и рабочие. Но, наверное, не очень много. В школе Магницкого всего-то десять человек.

— Я согласна, — сказала Мадам Мишель. — Даже, если их будет сто. Но нужно разрешение попечителя учебного округа.

— Кто сейчас?

— Иван Давыдович Делянов, я могу ему написать.

— Я бы хотел с ним познакомиться, — сказал Саша. — Думаю, всё равно придётся взаимодействовать.

Елена Павловна написала попечителю записку и отправила с лакеем.

И села с гостями пить чай.

— Кто такой Делянов? — спросил Саша. — Что о нём известно?

Саша подумал о том, что хорошо бы заказывать досье сразу у Третьего отделения. Нет, ничего плохого. Но надо же понимать, что за человек, с которым ты собираешься вести дела. Он уже год занимается кустарщиной, расспрашивая знакомых. А так бы сразу папочка.

Но он оставил эту мысль при себе.

— Делянов — армянин на русской службе, — сказала Елена Павловна.

К армянам Саша относился с симпатией, как к древней христианской нации, склонной к интеллектуальной деятельности. Да и в 179-й армяне водились.

Но информации было маловато, и фамилия незнакома.

— Что окончил? — спросил Саша. — Где служил?

— Юридический факультет Московского университета, если не ошибаюсь, — сказал Гогель.

— Звучит достойно, — прокомментировал Саша.

Общая альма-матер, значит.

— Служил во Втором Отделении, — добавил Гогель.

— Кодификация законов? — поинтересовался Саша. — Под началом Сперанского?

— Точнее не знаю, — сказал гувернёр. — Но возможно. Мог застать.

— Весьма образован, — добавила Елена Павловна, — кроме немецкого, французского и латыни, знает английский.

Ответ от Делянова Саша получил только вечером: Мадам Мишель переслала его в Царское село. Попечитель писал, что очень польщён и будет безмерно счастлив принять Великого князя на следующий день в субботу 10 октября или, когда Его Императорскому Высочеству заблагорассудится.

— Утром делать визиты не вполне прилично даже для Великого князя, — поучал Гогель. — Так что лучше после двенадцати.

Попечитель жил на Невском проспекте в доме номер 40, что напротив Гостиного двора, рядом с армянской церковью Святой Екатерины. Дом был двухэтажным с высоким полуподвалом, и попечитель занимал квартиру на первом этаже.

Хозяин встретил в передней, раскланялся, пригласил на чай.

Он был невысокого роста, в возрасте папа́, но уже с обширной лысиной на голове, крупными чертами лица, большими выпуклыми глазами и типичным армянским носом. Лицо было гладко выбрито и