Книга Войны кровавые цветы: Устные рассказы о Великой Отечественной войне - Волков

рявкнули: «Хайль Гитлер!»

— А ты чего не кричишь? — спросил Гитлер у сигнальщика.

— Я — не сумасшедший. — ответил он, — я сторож.

6. Солдатское пожелание

Ефрейтор обучал солдат: «Если спросят, кто ваш отец, должны ответить — Гитлер, а кто ваша мать — Германия. На вопрос, что бы вы желали после войны, должны сказать — чтобы Гитлер владел всем миром».

Прибыл сам фюрер.

— Кто твой отец? — спросил он у чеха.

— Адольф Гитлер! — отрапортовал солдат.

— А кто твоя мать? — продолжал допрашивать фюрер.

— Германия! — заученно повторял чех.

— Чего бы ты желал после войны? — спросил Гитлер.

— Остаться круглым сиротой, — пожелал солдат.

7. Хорошо, да не совсем

— Добрый день, Фриц! Откуда?

— День добрый, дядя Бекер! Из России вернулся. Ногу там потерял.

— Это плохо.

— Плохо, да не совсем! Мой друг Вилли голову потерял, а я жив.

— Это хорошо.

— Хорошо, да не совсем! Приехал в Эссен, дома нет — английская бомба разбомбила.

— Это плохо.

— Плохо, да не совсем! Живу я теперь на свежем воздухе — солнце, природа, аппетит.

— И правда, как хорошо.

— Хорошо, да не совсем: аппетит есть, а кушать нечего. С нашего эрзац-хлеба последнюю ногу протянешь, на тот свет отправишься.

— Это совсем плохо.

— Плохо, да не совсем: там я со своими друзьями встречусь. Выпьем, что бог даст.

— Это хорошо. Не забудьте выпить за здоровье фюрера.

8. Как Гитлер женился

Гитлер влюбился в киноартистку Еву Браун и решил жениться.

— Хоть ты и фюрер, — ответила артистка на его предложение, — но замуж за тебя не пойду. Во-первых, у тебя волосы по-собачьему зализаны, а во-вторых — глаза провалились, как у мертвеца.

Гитлер обратился за помощью к Геббельсу, и тот посоветовал ему начать войну с Россией.

Послушался Гитлер. Воюет год, воюет другой, третий. А на четвертый год войны у него и волосы стали дыбом и глаза на лоб повылазили. Вышла за него Ева Браун, да только жить уже негде было. Красная Армия заняла Берлин.

9. Темная личность

Когда Гитлер приехал в Париж, первым желанием фюрера было сфотографироваться на фоне знаменитой Эйфелевой башни. Немедленно вызвали фотографа. Приступили к съемке.

Фотограф взглянул на Гитлера и сказал:

— Света дайте, мало света.

Вызвали роту прожектористов.

Гитлер поморщился в лучах прожекторов, пытаясь изобразить на лице добрую улыбку.

Фотограф посмотрел в видоискатель и решительно потребовал:

— Еще света!

— Помилуйте, — взмолился один из представителей оккупационных властей, — неужели вам не хватает этих мощных прожекторов?

— Вы забываете, мосье, — ответил фотограф, — что передо мной самая темная личность.

10. Как парикмахер брил Гитлера

Приехал Гитлер на фронт, чтобы приободрить солдат. А в это время как раз мы наступали и поддавали жару фашистам.

И захотел Гитлер побриться. Позвали парикмахера. Он пришел. Усадил фюрера в кресло, направил бритву, все достал; расставил чашечку, помазок. Вдруг вошел какой-то генерал и начал Гитлеру докладывать о положении на фронте. А немцы отступали в то время, и мы лупили их почем зря!

Видит тут мастер, что Гитлер уставился в одну точку и как глупый сделался, сумной какой-то!

Тут парикмахер спохватился, что мыла нет. Туда-сюда сунулся, стал искать — нигде нет — хоть убей, а брить-то надо. И никуда не побежишь, не оставишь одного — все же фюрер! Повертелся-повертелся, глянул, а клиент спал с лица-то, осунулся и глаза как мертвые. Тут мастер полотенце встряхнул, бритвой взмахнул, пальцами прищелкнул да ка-а-к плюнет Гитлеру в рыло, а тот хоть бы что! Даже не прочухался, как сидел так и сидит чумной. А мастер еще раз на морду-то как плюнет, и еще, и еще — оплевал всего, так и обрил. Во как намылил фюрера знатно! Так ему и надо, собаке!

11. Привязать бы его к сосне

У нас одно мнение было тогда о Гитлере. За все его злодейства, за то, что пролил реки крови, его поймать, привязать к сосне и оставить, чтобы его комары съели. Это самая страшная смерть — комары! Вот привяжи его голого к сосне, за час с него ничего не останется, один скелет. Это самая наилучшая казнь! Он ведь не человек, такой не мог сосать материну сиську. Он хуже любого зверя. Я и говорю, что если поймать бы Гитлера, то казнить его комарам!

12. В гитлеровской конторе

Гитлер сидит за столом и вызывает к себе то одного, то другого генерала. Он спрашивает первого: «Набрал ли ты из Франции пятнадцать новых дивизий?»

Тот покорно наклонил голову и говорит: «Простите, забыл».

Гитлер прогнал его со злобой, затем вызывает к себе Паулюса, спрашивает: «Обошел ли ты Москву с востока?»

Тот с испугом сказал: «Забыл я, господин фюрер!»

Гитлер на него напустился: «О чем вы думаете? Забыл, забыл и забыл?!»

Прогнал и этого с треском, вызывает к себе третьего генерала, спрашивает: «Заключил ли ты мир с Англией и Америкой?»

Тот опять отвечает: «Забыл».

Гитлер вскочил со злостью и хотел ударить генерала по глазам. Но тот быстро указал ему на ноги и сказал: «Простите, господин фюрер, вы в кальсонах». Тут Гитлер сразу осекся и тихо сказал: «Простите, забыл. Это ужасная история под Сталинградом».

13. В суде

— Фриц Бегнер, вы обвиняетесь в том, что в час контратаки убежали от русских назад.

— Боже мой, господин судья! Я не убежал, а догонял своего пана ефрейтора.

— А он чего бежал?

— Он догонял фельдфебеля.

— А фельдфебель?

— Пан фельдфебель догонял обер-лейтенанта.

— А лейтенант чего бежал?

— Догонял пана полковника.

— А пан полковник?

— Пан полковник догонял пана генерала, который бежал к фюреру, чтоб доложить о нашей победе.

— Хайль! — заорали судьи, и суд был закончен.

14. Про Геббельса и его жену

У господина Геббельса жену отправили в роддом. На второй день после этого к нему пришла цыганка, которая при первом виде его ему сказала так: «Какой вы несчастливый, вас ожидает беда».

Он ее одарил большим даром и попросил, чтоб она ему предсказала будущее. Она сказала: «Останетесь здесь один со мной и я скажу».

Он так и сделал, приказал лакею оставить их вдвоем, тот ушел, тогда она и говорит: «Если жена родит сына, то помрет отец сына, а если родится дочь, то помрет ее мать». Геббельс задумался: и то и другое ему не по вкусу. Прошло еще три дня, при которых он жил в тоске и ожидании предстоящей разлуки.

Утром на четвертый день к нему