Книга От Красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство (1917-2036) - Юрий Георгиевич Фельштинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Можно себе представить, что думал в этот момент о Ленине Сталин!
Тем временем для перелома ситуации в Грузии Сталин направил туда своего единомышленника Орджоникидзе. Грузины теперь уже отказывались вступать в Закавказскую Федерацию (через которую Грузию хотели втянуть в автономный Союз). Споры были горячие. Орджоникидзе не лез в карман за словами, обозвал одного члена грузинского ЦК «дураком и провокатором», другого — «спекулянтом, духанщиком». Но когда Кабахидзе назвал самого Орджоникидзе «сталинским ишаком», тот в присутствии Рыкова ударил обидчика в лицо.
В ночь с 20 на 21 октября группа членов ЦК грузинской компартии сообщила по прямому проводу в ЦК РКП(б), что совместная работа с Орджоникидзе, посланным в Грузию для ликвидации конфликта, невозможна, поскольку для Орджоникидзе «травля и интриги — главное орудие против товарищей, не лакействующих перед ним. Стало уже невмоготу жить и работать при его держимордовском режиме».
Ленин первоначально встал на сторону Орджоникидзе. 21 октября он отправил в Тифлис на имя ЦК Грузии шифрованную телеграмму:
Удивлен неприличным тоном записки […]. Я был убежден, что все разногласия исчерпаны резолюциями пленума ЦК при моем косвенном участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП, которому и передаю ваше сообщение по прямому проводу[147].
22 октября 1922 года ЦК КП Грузии подал в отставку. Еще через два дня Сталин сообщил Орджоникидзе, что удовлетворяет «ходатайство нынешнего ЦК Компартии Грузии об его уходе в отставку». А через месяц, 24 ноября, Секретариат ЦК РКП(б) создал комиссию «для восстановления прочного мира в Компартии Грузии» и срочного рассмотрения конфликта под председательством Дзержинского. Комиссия состояла только из сторонников Сталина.
День 12 декабря 1922 года начался как обычно. Утром Ленин приехал из Горок в Москву и в 11:15 пришел в свой кабинет в Кремле; затем ушел домой, в свою квартиру. В полдень вернулся в кабинет и до 14:00 беседовал со своими заместителями по СНК и СТО Рыковым, Каменевым и А. Д. Цюрупой. В 17:30 Ленин пришел в кабинет, говорил по телефону. С 18 до 18:45 беседовал с Дзержинским, вернувшимся из Тифлиса, о конфликте между Закавказским крайкомом партии и членами ЦК КП(б) Грузии. Остаток дня он посвятил вопросу о монополии внешней торговли, а в 20:15 ушел домой.
Однако 12 декабря 1922 года оказалось последним днем работы Ленина в его кабинете в Кремле. Что же произошло?
Накануне моей болезни, — запишет Фотиева слова, приписываемые ею Ленину, — Дзержинский говорил мне о работе комиссии и об «инциденте», и это на меня очень тяжело повлияло.
О самом «инциденте» Ленин давно знал. Дзержинский ничего нового сообщить ему не мог. Разговор с Дзержинским был совсем о другом: 12 декабря Дзержинский приехал к Ленину, чтобы сообщить ему о принятом решении отстранить Ленина от власти. Дзержинскому это удается сделать, и он получает согласие Ленина свернуть дела, покинуть Кремль и фактически уйти в отставку. На свертывание дел Ленину дают три дня.
13 декабря, со ссылкой на ухудшающееся здоровье, Ленин официально сообщает о свертывании работы. На самом деле все три следующих дня — 13, 14, 15 декабря — он работает, потому что знает, что это последние три его дня в Кремле.
13 декабря он диктует Фотиевой письмо Троцкому, в котором предлагает ему заключить союз против Сталина (Фотиева немедленно сообщает об этом письме Сталину). Какие-то вопросы он обсуждает по телефону. Какие-то — с приехавшими к нему людьми. Он готовится к выступлению на Десятом съезде Советов, пишет несколько писем и записок о монополии внешней торговли, распределении обязанностей между заместителями председателя СНК и СТО, интересуется заготовкой хлеба урожая 1922 года, социальным обеспечением, переписью населения и другими вопросами. Иными словами, Ленин в эти три дня абсолютно здоров и работоспособен.
Утром 16 декабря Ленин успевает продиктовать еще одно письмо — Крупской. Но в 11 часов приходят врачи В. В. Крамер и А. М. Кожевников и требуют от него выезда в Горки (под охрану «бульдогов» Дзержинского).
Видимо это было то, о чем Дзержинский договорился с Лениным 12 декабря. Но теперь Ленин пробует всех перехитрить и категорически отказывается ехать. Он просит передать Сталину, что согласен не выступать на съезде Советов, где, разумеется, в первую очередь будет обсуждаться национальный вопрос. Но Сталину при имеющейся поддержке Дзержинского уступки Ленина уже не нужны, и «врачи», следующие указаниям Сталина, 16 декабря окончательно запрещают Ленину работать, то есть отстраняют его от власти.
18 декабря открывшийся с опозданием в несколько дней пленум ЦК, который Сталин не хотел созывать до отстранения Ленина (и он действительно не участвует в работе пленума), специальным постановлением возлагает на Сталина «ответственность за соблюдение режима, установленного для Ленина врачами»[148]. Понятно, что врачи ко всему происходившему не имели никакого отношения. Их точка зрения заключалась в прямо противоположном: посетивший Ленина 20 декабря профессор О. Ферстер, известный немецкий врач-невропатолог, консультировавший врачей, лечивших Ленина, дал однозначное заключение:
Дальнейшим полным устранением от всякой деятельности нельзя было бы задержать ход его болезни. Работа для Владимира Ильича была жизнью, бездеятельность означала смерть[149].
Так что установленный Сталиным для Ленина режим был не чем иным, как формой заключения, домашним арестом. Постановлением пленума Сталин назначил себя тюремщиком Ленина, о чем достаточно прямолинейно записано в протоколе пленума:
На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича, как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки[150].
Из всего происходившего следовало, что события 12–18 декабря к состоянию здоровья Ленина никакого отношения не имели. Ленина выгнали из Кремля, изолировали в Горках, назначили Сталина (точнее — Сталин сам себя назначил) начальником тюремного режима Ленина, и на время о нем забыли. По крайней мере, на это полагались Сталин с Дзержинским.
21 декабря Крупская записала под диктовку Ленина письмо Троцкому, которое оказалось роковым. Обратим внимание на то, как формально оговаривает Крупская разрешением доктора Ферстера свое право записать для Троцкого письмо Ленина, потому что она знает, что об этом станет известно Сталину и что она очень сильно
