Книга Секрет шкипера Харвея - Яков Львович Сухотин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вошел к себе и спросил у Харвея, не знает ли тот что-либо о судьбе своего матроса.
Видно было, что Харвей сразу же заметил перемену в тоне следователя, но по-прежнему спокойно подтвердил, что матрос исчез перед самым выходом яхты из Нассау…
Девид Честер уже подумал о том, что теперь, пожалуй, все ясно и можно закрыть дело Харвея, указав в качестве виновников гибели пассажиров красных диверсантов. Но в это время кто-то снаружи нажал на ручку двери и, распахнув ее, в кабинет вошел приземистый морской офицер. Позади стояли чиновники морской охраны. Офицер представился Честеру как капитан парохода «Капитан Тео» Роберт Барбер. И пояснил цель своего вторжения:
— Меня направили к вам, сэр. Я только что пришвартовался. Вчера мы подобрали в океане на спасательной резиновой лодке девочку лет одиннадцати. Она сказала, что ее зовут Терри Дюперо. Четверо суток промаялся ребенок...
— Боже мой! — воскликнул Харвей и словно оцепенел.
Все обернулись к нему и вновь услышали его возглас:
— Это невозможно!
Харвей, бледный, нетвердыми шагами вышел из комнаты.
Честер посмотрел ему вслед: что-то странное почудилось ему в этом возгласе, но зазвонил телефон. Буллит спрашивал, узнал ли Честер о яхте. Взволнованный Честер поспешно ответил:
— Приезжайте скорее сюда!
И вместе с капитаном Барбером заторопился на пристань.
Они подоспели к пароходу в ту минуту, когда матросы осторожно спускали носилки с девочкой на пристань, где уже ждала санитарная машина. Матросы и докеры, став цепью, не давали толпе приблизиться к носилкам. Тут же стояли два полицейских.
Честера и капитана пропустили к носилкам. Терри, с провалившимися щеками, лежала неподвижно, закрыв глаза. Губы, изъеденные морской водой, распухли. У Честера подкатил к горлу комок.
К Барберу подошел его помощник и доложил, что вызвал машину из частной больницы.
На вопрос Честера, когда можно будет приехать в клинику и поговорить с пострадавшей, врач ответил неодобрительно:
— Не знаю, не знаю. Разве вы не видите, что девочка в тяжелом состоянии.
Какие-то мальчишки подобрались к самым носилкам, их прогоняли. В толпе повторяли слова доктора:
— В очень тяжелом состоянии… Когда — неизвестно…
Кто-то допытывался, с какого она корабля.
Честер огляделся: нигде не было видно Харвея. Возвращаясь к себе, следователь спросил дежурного у входа в здание морской охраны, не проходил ли здесь Харвей.
— Это шкипер с яхты «Блюбелл»? А как же… Тут его машина стояла с собакой. Он сел и уехал. Когда? Как раз перед тем, как все в порт побежали на девочку глядеть. Ну как, что она говорит?
...Терри Дюперо заговорила лишь через два дня…
Где окончание?
Что рассказала Терри!
На этом все обрывалось. Миша растерянно перебирал листки. Вместо последних страниц к переводу статьи о Харвее оказались подложенными листки из других статей.
— Придется, — вздохнул Витя, — опять самим переводить. Теперь уж, наверное, немного осталось.
— Ну уж нет! — Миша решительно отверг это предложение.
Он стал шуршать бумажками, выхватывая все, что могло напоминать последние листки перевода, и не глядя подавал Вите:
— На, смотри — это?.. А это?..
Витя успевал только мельком схватить суть написанного.
На одном листке какой-то Т. Барлоу (его почему-то называли «мистер профессор») заявил: «Слишком много детей развелось на нашей планете…» Мол, не хватает для всех еды на земле. Это был перевод из английской газеты «Таймс».
Другой явный псих, которого называли «выдающимся ядерным физиком», Герман Кан, предлагал избавиться от «лишних ртов» с помощью водородной бомбы. Это предложение он высказал в книге, напечатанной в США.
Хотя это Витя вроде слышал раньше, но все-таки такое не умещалось в голове.
— Смотри, что я нашел, — позвал Миша. Он сидел на полу и просматривал какие-то вырезки. — Слушай. Помнишь, есть такой доктор Бомбар. Во Франции. Он еще переплыл один через океан без питания и без воды, чтобы доказать, что потерпевшие крушение могут не умереть с голоду и питаться морской водой.
— Ну, помню.
— Так вот смотри, что он потом написал: «Я испробовал все. Но я разорен. Мне остается лишь исчезнуть… Пусть жена продаст мое судно, чтобы иметь возможность прокормить моих троих детей…» Понимаешь, Витька, он отравился.
— Брось! Что случилось?
— У него своих денег было мало, а для опытов нужно было купить хоть небольшое судно. Ну, ему какие-то богачи дали эти деньги, но с условием: мол, создадим такое общество вроде фирмы «Друзья Аллена Бомбара». А потом они увидели, что им никакой пользы от этого дела нет, и стали требовать свои деньги обратно. Но у него никаких денег не было. Он же все на опыты истратил...
— Как это никакой пользы? Он же для людей старался.
— Это «им» пользы не было. А он знаешь как написал: «Я забыл, что, прежде чем продолжать научную работу, мне следовало бы обеспечить себе солидный счет в банке». И вот еще: «Виноват всегда только тот, у кого нет денег…»
— Он умер?
— Нет, его спасли.
— Как же он теперь живет? — спросил Витя.
— Вот бы у нас он жил, — воскликнул Миша, — так наверняка уж Героем Социалистического Труда был бы!
Дальше шел листок с переводом из итальянской газеты:
«На большом зловонном дворе в Риме, столице Италии, вдоль стен расположены казематы без дверей, с заржавленными решетками вместо стекол. Никакого света или водопровода, и на сорок семей — одна уборная. Раньше в этих казематах были конюшни, а теперь «живут» по 16 семей из 6—8 человек в каждой.
Это одна из многочисленных римских клоак, в которых вынуждены обитать трудящиеся. А рядом, в нескольких кварталах отсюда, в том же Риме 40 000 квартир новой постройки пустуют, так как «спрос и предложение разминулись по дороге цен».
Дома без людей… Люди без домов…
Если бы все это не было напечатано, если бы не фотографии, — пожалуй, можно было бы сомневаться, потому что действительно нормальному человеку не может показаться обычным, когда открытия, сделанные учеными для людей, могут сделать самого ученого глубоко несчастным; когда тысячи отличных новых квартир стоят пустыми, а в нескольких кварталах от них дети с родителями живут в развалинах и не смеют занять эти квартиры. Что это за мир,
