Книга Авалон - Александр Руж

направился к дому. Надобно было поискать ключ от оков и, между прочим, произвести обыск. Под крышей уединенного особнячка наверняка найдется немало такого, что прольет свет на убийства и самоубийства великих мира сего, потрясшие советскую общественность.

В гостиной, превращенной в кинематографический театр, Вадим задержался на непродолжительное время. Ключа здесь не было, а остальное он уже успел изучить. Он взял пластинку с «Авалоном», прикинул, обо что бы ее разбить, но, подумав, положил обратно на диск граммофона. Не следует ничего уничтожать, все это пригодится следователям.

Прежде чем продолжить экскурсию по дому, Вадим порылся в коробках с фильмами. Набор тот же, что и в комнате у Самсонова: боевики, ужастики, порнография, документалистика… Собственно говоря, это добро оттуда и принесено. Любопытно, на какой крючок поймали Есенина? Не того полета птица, чтобы можно было подсунуть, как Зайдеру, кровавую руку с Пирль Уайт и тем более голые сиськи. А Розанов? Тоже не похож на греховодника и любителя дешевой голливудщины. Его, впрочем, несложно было соблазнить чем-нибудь высокоумным – зарубежными аналогами «Механики головного мозга». Будучи его давним другом, Тюкавин мог шепнуть на ушко, что располагает нелегально раздобытыми киноновинками и готов устроить несколько приватных показов, о которых, конечно же, никто не должен знать. А там – пластинка, свечи… и в ничего не подозревающего профессора заложена программа, которая запустится перед операцией и приведет к гибели наркома.

Вадим прошел в смежную с гостиной комнатушку, где ни разу не бывал. В ней стояли высоченные стеллажи, уставленные книгами и монументальных размеров тетрадями. В глаза бросилось воткнутое между переплетами удостоверение сотрудника ОГПУ. Вытащил, раскрыл. Так и есть – его персональное, полученное три года назад, когда поступил в особую группу Барченко, и отнятое Тюкавиным вкупе с прочими вещами.

Книги Вадим просматривать не стал, выдернул одну из тетрадей, развернул на середине. На страницах пестрели убористые значки – что-то среднее между арабской вязью и китайскими иероглифами. Они перемежались чернильными картинками, изображавшими части человеческого тела с дорисованными стрелочками, цифирью и латинскими буквами. Начертано давненько, чернила побледнели, а бумага явно дореволюционного производства. Вот будет занятие для криптографов из Спецотдела!

Вадим взял вторую тетрадку, потоньше. Из нее выпала записка, в которой уже другим почерком, еще более бисерным, значилось: «Я 13. 28/XII/25».

Указана дата смерти Есенина. Но что такое «Я 13»? Этого Вадим с ходу определить не сумел. Зато сама манера письма показалась ему знакомой. Где-то он уже видел такое.

От размышлений его оторвал шум, донесшийся из гостиной. Кто-то шел сюда, причем неверным шагом, подволакивая ногу и цепляясь за стены.

Вадим бросил тетради на истертое канапе и выдернул из-за ремня пистолет.

В комнатенку вошел Тюкавин. Жив, курилка! Глаз заплыл, репа расцарапана, волосы на лбу слиплись в колтун от натекшей на них крови. Досталось ему изрядно, но не жалеть же этакую гадину…

– Очень хорошо, что зашли, – сказал Вадим издевательски-дружелюбно и снял пистолет с предохранителя. – Для начала: где ключ от моей цепочки?

Тюкавин пропустил вопрос и, пройдя в комнату, шмякнулся на лоснящуюся оттоманку. Чтобы не повалиться, он взялся рукой за торчавший из стены рожок с электрической лампочкой.

– Вам что, слух отшибло? – Вадим заговорил громче. – Где, спрашиваю, ключ?

– Дурачина ты, простофиля… – процитировал Тюкавин русского классика, пустив изо рта карминную струйку и сжав рожок до синевы в пальцах. – Это механизм самоуничтожения. Дом заминирован… на случай провала. Рывок – и взрыв…

Лицо Вадима запылало, а потом разом похолодело.

– Вранье!

– Не вранье… – Тюкавин второй рукой показал себе под ноги. – Динамитные шашки под домом. И здесь… и там… и под залом, и под верандой… Шансов у тебя нет.

Этот изувер даже в экстремальной ситуации ухитрялся не изменять своей манере говорения и обходился без глаголов.

Вадим выпрямил руку с пистолетом.

– Я тебя застрелю! Ты не успеешь ничего сделать.

– Бесполезно. Моего веса для взрывателя достаточно. – Тюкавин еще крепче вцепился в рожок, давая понять, что и будучи застреленным, не отпустит его.

– Ты погибнешь вместе со мной!

– Моя жизнь неважна. Важны разработки…

Вадим сделал два-три глубоких вдоха, заставив себя унять волнение, распиравшее грудь и колобродившее, как содовая шипучка.

– Допустим. Но и мне жалеть не о чем. Вы хотели сделать из меня идеального диверсанта. Хотели, чтобы я вернулся на Лубянку и убил того, на ком держится все политическое управление… и не только оно. Нате, выкусите! – Он сложил из пальцев левой руки фигуру, именуемую в просторечии дулей.

Тюкавин вытер с губ кровянку и обнажил мелкие кривые зубы.

– Не ты, так другой… Есть замена. Вопрос с устранением решен… независимо от твоих желаний. И от моих тоже.

Теперь стало воистину страшно. До Вадима дошло, во-первых, что, помимо него, есть еще кто-то, способный подобраться к большому человеку с Лубянки, а во-вторых, Тюкавин играет отнюдь не первую скрипку в этой опере. О втором он догадывался и раньше. Этот анестезиолог – мелкая сошка, исполняющая поручения. Настоящий инициатор происходящего, паук, сидящий в центре паутины, темный гений, разработавший способ оболванивания людей и превращения их в несущие смерть автоматы, не стал бы опускаться до роли, с которой справилась бы любая посредственность. Водить узника на цепи, подавать ему пищу, возиться с проводками, переставлять иглу на пластинке… Тюкавин всю жизнь прослужил ассистентом, это его потолок.

– Кто над тобой стоит? – выкрикнул Вадим. – Отвечай!

Тюкавин захохотал – настолько смешной показалась ему прямолинейная попытка выведать сокровенное.

Вадим и не ждал правдивого ответа. Хотел припугнуть, сбить с панталыку. Но такого зубра разве припугнешь!

Зазвонил телефон. Он, оказывается, стоял на нижней полке стеллажа, скрытый книгами. Вадим сразу и не заметил его, а теперь аж подскочил, услышав режущий уши дребезг.

Мгновение-другое они сохраняли неподвижность – звонок стал неожиданным для обоих. Первым сориентировался Тюкавин – он, не выпуская рожка, потянулся к аппарату, чтобы снять трубку. Возможно, звонил паук, и преданный слуга считал своим долгом предупредить его об опасности.

Вадим стоял у окна. Вот бы сейчас опередить этого прихвостня, вырвать у него трубку и самому услышать голос демиурга! Но нет… тогда шандарахнет взрыв, который оборвет все концы.