Книга Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко

что побудило меня сказать вам, что она — крымская татарка. Возможно, будь она всё той же мусульманкой, но татаркой, пусть из Крыма, иначе могла бы сложиться её жизнь. Гуль — роза… Знаете, в Таджикистане я любовался январскими, вдумайтесь, январскими розами под снегом. Он выпадал сразу после Нового года и лежал недолго, всего несколько дней. Его скоро съедало тёплым ветром, и от солнца розы вновь оживали и, казалось, продолжали распускаться, когда до появления новых бутонов было ещё очень далеко — до середины или даже до конца марта.

Госпожа Одо застыла, стоя на месте, с немым вниманием воспринимала всё, что происходит с Борисом, и видела глазами то, о чём он рассказывал, а он продолжал:

— Розы января — это были цветы прошедшего лета, дожившие до зимы. Малейшего снега, кстати, в тёплые зимы могло совсем не быть. Снег там — случайный. Наверное, и с нами происходит что-то подобное, но вовсе не обязательное, хоть случайное, хоть не случайное.

Там, где жила Гуль, с юга Гиссарскую долину ограничивает пологий Бабатагский хребет, а с севера — высокий, скалистый, со снеговыми пиками Гиссарский.

Гиссар по-таджикски означает крепость. Настоящая горная крепость. Искендер Зулькарнейн, Александр Двурогий — так предки нынешних жителей той стороны называли Македонского за его боевой шлем, украшенный по сторонам позолоченными рогами, защищавшими от удара мечом сверху и голову, и плечи, — обошёл непреодолимый и тогда, и сегодня Гиссар и вторгся в Среднюю Азию западнее хребта, через современный Термез. Его влекла Мараканда — Самарканд — древняя столица Согдианы.

Странно сплелись роза имени, крепость приверженности религиозным традициям веками забитого народа и название древней азиатской столицы в судьбе молодой женщины. Нет, не в ресторане мы познакомились. Я не любитель ресторанов, могу разве что поесть там, если больше негде.

Она была родом из полудикого горного кишлака на самых отрогах малодоступного Памира, ещё обитаемых, и, кажется, с неполным средним образованием. Мать Гуль согласна была выдать дочь за своего младшего брата — дядю Гуль, тогда деньги за калым не ушли бы от небогатых людей за пределы близкородственного круга.

Отец девушки с мнением жены не считался, он давно решил, что дочь надо продать в богатую семью из долины. Заметьте, что дело происходило ещё в советские времена. Красота Гуль должна принести в дом долгожданный большой калым, которого хватило бы на легковой автомобиль, пусть подержанные «Жигули». Автомобилем отец Гуль завозил бы из долины импортный вещественный товар, ловил бы попутных пассажиров. Он много ездил, искал, расспрашивал, знакомился, поиздержался и, наконец, договорился.

Так Гуль оказалась младшей невесткой в большой семье. Она безропотно впряглась в воз самой тяжёлой домашней работы, которую охотно уступили, если не переложили на неё, старшие невестки. Гуль ладила со всеми членами новой семьи. Она только присматривалась к зрелой социалистической жизни большого шумного города, только ещё привыкала к столичному размаху и новому для себя укладу. Своего мнения о том, что хорошо в них, а что не очень, пока не имела.

Муж любил её, разрешил носить европейское платье без шальвар с кисточками внизу и покупал ей дорогие украшения. Но и она, как все в этой семье, должна была отрабатывать за хорошее отношение к себе и тоже приносить в дом большие деньги. Она не возражала, когда после краткосрочных курсов её устроили работать официанткой. Освоилась она скоро, преодолела природную застенчивость. Посетители «Согдианы» не скупились на чаевые расторопной красивой официантке, и дело пошло.

Но года через два, когда её муж прижил сына на стороне с какой-то вдовой, его мать, а её свекровь убедила его, что Гуль бесплодна, и настояла на разводе, радуясь, что может высказать мнение, которое невозможно оспорить, и на своём настоять.

Гуль сняла с себя и оставила им украшения и ушла в общежитие. На украшения она теперь могла заработать и сама, но оказалось, что это не самое сложное из того, что ей предстояло пройти. Её родной отец был вне себя от развода и сильно страдал, будучи не в силах перенести позора перед соседями, который навлекла на него дочь. Ему, как и бывшему мужу Гуль, не пришло в голову показать дочь специалистам.

Да и время уже было упущено, развод состоялся.

Гуль долго не могла полностью оправиться от тройного, если ещё не сильнее, удара: утеряны муж — любовь — дом — семья. В родительском доме — злоба отца и слёзы любимой матери. У самой Гуль — бесплодие. Ещё немного, и она начала бы потихоньку спиваться, а потом пошла бы по рукам — до дна жизни, до свалки. По древним обычаям караван-сараев.

Познакомились мы с Гуль в автобусе, совершенно случайно. Автомашина моя была в ремонте, и вот по дороге из Душанбе в Комсомолабад автобус попал в аварию, съехал с поднятой над полями дороги и разбился. Было это где-то между городами Файзабадом и Оби-Гармом. Я дремал, но успел вцепиться в поручень и выскочил в проход между сидениями на автомате. Автобус прыгал по камням вне дороги, а я удерживался на ногах под звон помутившихся, лопающихся и осыпающихся стёкол, под нестерпимые, отчаянные вопли перепуганных женщин. Обнаружил, что водитель погиб на месте при встречном столкновении, а Гуль сидела сразу за кабиной и поранилась осколками стекла, отделяющего рабочее место водителя от салона. Из густых волнистых волос Гуль на лицо ей потекли струйки алой крови, и молодая женщина сильно испугалась.

Когда автобус скатился по склону вниз с дороги, снёс три тополька, перепрыгнул через арык в хлопковое поле и, наконец, остановился, я оглядел быстрым взглядом салон и удостоверился, что раненых, кроме впереди меня сидящей женщины, обхватившей окровавленными пальцами голову, нет. Я силой вытащил Гуль из автобуса, потому что она кричала от страха и не хотела идти. Оказал ей первую помощь. В бумажнике я всегда возил с собой бактерицидный пластырь — в среднеазиатском климате бывают опасны даже занозы в палец. Люди, выбравшиеся из автобуса, столпились вокруг нас, возбуждённо переговаривались и смотрели, как я смываю Гуль арычной водой кровь с лица и с кофточки. С кофточки на левой груди Гуль. Я перехватил осуждающий взгляд какой-то старухи и зло посмотрел на нее. Старуха отвернулась, чтобы в свою очередь не испепелить меня взглядом.

Ехать дальше, выше в горы, уже не хотелось ни мне, ни Гуль. Я узнал, что молодая женщина из Душанбе, и мы возвратились обратно вместе на частной машине. По дороге Гуль утомилась и успокоилась.

Отвечая на мои вопросы, она виновато улыбалась,