Книга Художник моего тела - Пэппер Винтерс

на его лице.

Я никогда не знала, что у похоти есть узнаваемая маска.

Но это произошло.

Гил надел ее в тот вечер.

Вожделение было таким глубоким и сильным, что ему не нужно было прикасаться ко мне, чтобы мое тело горело, мои соски затвердели, моя сердцевина увлажнилась.

Наши глаза встретились, и звездный свет был нашим единственным освещением, это была лучшая прелюдия, которую я когда-либо испытывала. Единственная прелюдия. Мы были двумя подростками, отчаянно желающими стать взрослыми, жаждущими поделиться не только своими сердцами, но и всем остальным.

Воздух искрился электричеством, когда он выдохнул мое имя. Мои волосы встали дыбом. Мое сердце затрепетало. Мы наткнулись друг на друга, но тут же разбежались, когда в коридоре вспыхнул факел, и ворчливый голос садовника пожаловался на крыс, снующих по углам.

Я покачала головой, прогоняя воспоминания. Мое тело все еще пело с той ночи. Пальцы на ногах все еще болели от пуант. Мое сердце все еще жаждало завладеть сердцем Гила.

Гил всегда обладал такой грубой властью надо мной. Я никогда не могла забыть то, что могло быть между нами, потому что почти ― было невероятно особенным ― реальность этого была бы нашей гибелью.

Поторопись.

Я легла на землю и проскользнула под дверь, волоча за собой сумочку. Тяжелый металл лязгнул и грохнулся, когда я позволила ему упасть на пол, эффективно объявив каждой бутылке со скипидаром и воздушному компрессору, что незнакомец вошел без приглашения.

Найди его.

Оставив сумочку у двери, я встала и отряхнула пыль и грязь.

― Гил?

Мой голос эхом отозвался в комнате без мебели.

Нет ответа.

― Гил, ты в порядке? ― Я сбросила туфли на высоких каблуках и побежала в чулках к его кабинету. Воздух висел тяжелый и неподвижный, словно пытаясь убедить меня, что там никого нет. Но что-то потянуло меня вперед. Молчание было притворным, потому что моя кожа покалывала, как это бывало всякий раз, когда я была в компании Гила.

Он здесь.

Где-то.

Его кабинет был пуст, дверь слегка приоткрыта, когда я протиснулась внутрь, держа плечи расправленными. Несмотря на то, что я уже бывала в его доме раньше, не могла избавиться от ощущения, что мне здесь не рады.

― Ау? ― Мой голос упал до шепота, когда я вошла в его квартиру.

Ничего.

Ни звуков, ни запахов, ни Гила.

Я стояла у дивана, заметив бутылку обезболивающего и стакан воды, которые мы разделили.

Беспорядок не был убран.

Конечно, он бы убрал за собой. Его дом казался опрятным. Его склад был заляпан краской, но его оборудование было чистым и убрано после использования.

― Ты здесь, Гил? ― Я направилась в ванную. Чем дольше я оставалась здесь, тем более неловко мне становилось. О чем я только думала, врываясь к нему домой? Почему я думала, что мне больше повезет найти его, чем Джастина, который был частью его жизни в течение всего прошлого года?

Эго.

Вот что это такое.

Я думала, что найду его, потому что между нами было что-то необъяснимое. Потому что каждое его слово, каким бы резким оно ни было, умоляло меня продолжать возвращаться.

Роспись тропического леса блестела в свете единственной лампы, на этот раз я заметила сову на ветвях папоротника, символ меня ― точно так же, как моя татуировка была символом его.

Гил никогда не забывал меня. Никогда не переставал хотеть меня.

― Гил? ― В моей груди болело, когда я повернулась, осматривая пространство.

Мягкий щелчок открывающейся двери позади меня заставил меня развернуться на сверхскорости.

Моя рука взлетела к горлу, когда Гил, спотыкаясь, вышел из одной из комнат, скрытых в граффити с тропическим лесом, которым я только что восхищалась.

Позади него не горели огни. Я не могла заглянуть в пространство, которое он только что освободил, но слабый запах клубники преследовал его.

Мои внутренности перепутались.

Клубника.

Как вчера в его ванной.

Я попятилась, когда Гил повернулся и закрыл дверь. Он запер ее ключом, который через мгновение исчез у него в кармане. Он не повернулся ко мне лицом, не выказал никаких признаков того, что понял, что я здесь.

Прижавшись лбом к двери, его рука оставалась приклеенной к ручке, как будто он не мог смотреть в лицо жизни за пределами комнаты.

Мое сердце физически болело от желания прикоснуться к нему. Сделать что-нибудь, что угодно, чтобы избавиться от печали, что окутывает его плечи.

Я была в ловушке.

Я нашла его, но не должна была этого видеть.

Я хотела исчезнуть, но если пошевелюсь, он заметит меня.

Я понятия не имела, что делать, поэтому просто стояла. Покраснев и испугавшись, когда он судорожно вдохнул и медленно повернулся.

Ему потребовалось больше времени, чтобы двигаться, чем обычно, его чувства притупились, а реакции ухудшились. Его взгляд остановился на почти пустой бутылке водки на кухонной столешнице. Гил двинулся к ней, его глаза затуманились, а тело расслабилось от выпитого.

Но затем он замер.

Его голова резко повернулась ко мне, губы растянулись в оскале.

― Олин. ― Его глаза метнулись к двери позади него, как будто он испугался того, что я увидела. ― Как долго ты стоишь… там? ― Его голос сочился алкоголем.

Он покачнулся, его лицо затуманилось от ярости.

Из всего того, что могло произойти сегодня вечером, видеть Гила пьяным было самым трудным.

Не потому, что я боялась, что он проявит жестокость и будет угрожать моей безопасности, а из-за многочисленных разговоров при луне, которые мы вели о пьянстве его отца.

Гил был яростно непреклонен, что никогда не будет пить так, как он. Запах и вкус спиртного вызывали у него отвращение. Он никогда не хотел разрушить свою жизнь бутылкой.

И все же семь лет спустя он невнятно бормотал и раскачивался передо мной.

― Гил… что случилось?

Он отшатнулся в сторону, тряся головой, словно пытаясь избавиться от опьянения, в котором плавал.

― Ты не должна быть здесь.

― Ты велел мне прийти, помнишь? Ты собиралась нарисовать меня

― А… ― Его глаза расфокусировались, когда что-то жестокое и разрушительное отразилось на его чертах. Его дыхание было таким беспомощным, что слезы застилали мое зрение. ― Уже слишком поздно.

Я потерла жидкость в своем взгляде.

― Что слишком поздно?

― Все. ― Его лицо пыталось успокоиться на ярости, но просто продолжало таять в горе. Его джинсы и серая толстовка были заляпаны травой и грязью. Участок у его локтя был разорван, а на вырезе виднелась