Книга Почти врач - Алексей Викторович Вязовский

в миллиметре от зеркал заднего вида, что с одной стороны, что с другой. Хорошо хоть ума хватило сначала всех высадить, а потом втискиваться.

Лишний билетик спрашивали так часто, что я даже перестал обращать на эти вопросы внимание. Аня взяла меня под руку и крепко сжала предплечье.

– Ты, Андрей, больше так не шути. А то я ведь поверить могу. Ты же знаешь, какими настойчивыми бывают еврейские девушки?

– Виноват, исправлюсь, – стандартной армейской отмазкой ответил я.

Внутри всё отличалось от уличной толчеи. Практически повторяло променад в оперном театре, когда дамы демонстрируют спутников и наряды. Только глупые мужчины думают, что женщины наряжаются и красятся ради них, любимых. Всё это они делают против других баб. Если что, это не я сказал. Только процитировал.

Вот и мы шли себе спокойно, стараясь не терять из виду Давида с Симой. А даже если бы и так, ряд и место мы помним. Идем, никого не трогаем, беседуем о всяких приятных мелочах и пытаемся наслаждаться жизнью на полную катушку.

И вдруг к Ане поворачивается сестра, начинается что-то шептать на ухо, делая квадратные глаза. Подруга ахает: «Еще одна?! Силен!» Смотрит на меня с восторгом, пытается развернуть в сторону. Ой-ой-ой, что-то происходит, мы плавно поворачиваемся влево, и раздается восклицание Давида:

– Шишкина, ты?

Оказывается, мы шли наперерез курсу Елизаветы Николаевны, старательно разглядывающей стену дома культуры и не обращающей внимания на недоумение спутника – прямо актер Гойко Митич в полный рост. Узкое, «индейское» лицо, хищный нос. Лет сорока. Белый костюм с черной бабочкой. Прямо ой-ой-ой второй раз. Лизун тоже приоделась. Платье красное с открытыми плечами и большим декольте, украшения с брюликами. Шишкина с Азимовой ревниво заценили друг друга. А ведь они очень похожи. Одного роста, высокая грудь, тонкая талия и длинные ноги… Разница в цвете волос. Одна – блондинка, другая – брюнетка.

– Привет, – деваться было некуда, и я начал представлять дам: – Аня, познакомься, это Лиза, моя однокурсница.

– Здравствуйте, – кивнула свысока Шишкина, – очень приятно. Андрей… – она повернулась к своему спутнику.

– Борисович, – закончил я за нее. – Мы коллеги, я ваш тезка, Андрей Панов, на «скорой» работаю.

– Знаю тебя, – хмыкнул глава всей цэкабэшной наркологии и сразу перешел на «ты». – Вся Москва уже знает.

Теперь померились взглядами мы. Что-то почуял Борисыч. Интересно, говорила Лизун ему обо мне? Чуйка просто кричала – будут с ним проблемы.

Мы обменялись парой ничего не значащих фраз о предстоящем концерте и разошлись.

– Бывшая твоя, да? – с лица Ани еще не успела сойти торжествующая усмешка и показавшийся мне хищным взгляд. – Она, как увидела нас, сразу в сторону начала тащить кавалера своего. Ну я и решила слегка испортить ей праздник. Ты же не обижаешься? – шаловливо улыбнулась девушка.

– Ничуть, солнце моё. Всё правильно сделала. Да, мы встречались, потом перестали.

– А она, значит, на что-то надеялась еще. Держала тебя запасным аэродромом. А тезка этот, он, наверное, на хорошем месте трудится? А то выглядит как минимум лет на пятнадцать старше, но хорош, хорош.

– В ЦКБ работает. Заведует отделением.

– Каким?

– Эй, я сейчас заревную.

– Колись!

– Наркологией. Большой человек – лечит всех деток наших цэкашных старичков.

– Видишь, угадала. Он уже приближается к возрасту, когда не сиськи ищут, а докторшу, которая инсульт распознает.

Мы посмеялись, а я себе заметочку в недрах головного мозга поставил. Анька-пулеметчица прям. Целеустремленная, на конфликт идти не боится и совсем не простая. А с другой стороны, она сама мне про всё это говорила. Честно и в лоб. Ничего нового. Лишь бы не пыталась выстроить в наших отношениях жесткую иерархию.

Всё кончается, даже плохое. Пошли в зал занять места. Концерт начался с незначительным опозданием, минут двадцать, не больше. Что вам сказать? Никогда себя поклонником Аллы Борисовны не считал. Слишком уж много утюгов были задействованы в тиражировании ее произведений. Хотя не могу не признать смелость в протаскивании на эстраду песен на стихи Цветаевой и Мандельштама, что при советской власти было весьма и весьма. Особенно смачно звучало откровенное «И всю ночь напролет жду гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных». Не то у цензоров фантазии не хватило, не то решили, что слушатель не поймет. А ведь фельдшер Капитонова, знаток искусства, весьма авторитетно вещала, что строчка «где к зловещему дегтю подмешан желток» – намек на черно-желто-белый имперский флаг. Но потом на всё это легла гламурная фигня типа мадам Брошкиной, и я интересоваться примадонной совсем перестал.

А тут… Прямо каждая песня – в душу. А игра с Паулсом в четыре руки про восьмой ряд и вовсе заставила мои слезные железы выработать некоторое количество лишней жидкости. Эх, ностальгия! Трава зеленая, сугробы глубокие, вкусовые сосочки на языке свежие, эрекция стабильная. Впрочем, последнее обстоятельство вроде и так присутствует. Вычеркиваю.

И ведь работают на сцене, от души стараются! Пот градом от софитов, а поет, и не просто так, номер отбывает. Артистка, короче. Зауважал я Аллу Борисовну. Человек она сложный, так мне с ней на пикники не ездить и детей не крестить. Эта сторона ее жизни мне по барабану.

Если честно, то вот это отношение к работе: умри, но выступи, долго оставалось для меня чем-то вроде легенды. Красивые байки. А потом мне доктор один рассказал случай. Они обслуживали концерт Тины Тернер в Москве. Году в девяносто шестом. Лет шестьдесят ей было, или около того. И тут она заболевает каким-то жестоким гриппом. Температура тридцать девять с хвостом. Коллега говорил, что лицо у нее было серым, как грунтовая дорога в засуху. Отечественные организаторы в шоке: Кремлевский дворец забит доверху, отмена шоу вгоняет их в жестокие проблемы. Однако певица попросила сделать укольчик и пошла работать. Больше двух часов с выходом на «бис». Раза четыре меняла за кулисами мокрую насквозь рубашку и снова шла на сцену. Сумасшедшие люди.

После всего мы погрузились в машину и поехали. Сначала высадили Симу, которую вызвался сопроводить до самых дверей квартиры Давид. По его собственным словам, это могло занять неопределенно долгое время, и ждать его не надо. Другой бы спорил, а мы не стали.

– Куда теперь? – спросил я молчавшую до сих пор Аню.

– А давай просто покатаемся. На Ленгоры поедем.

– Куда прикажете, – улыбнулся я.

Ехать – одно удовольствие. Поздним вечером, стоит только удалиться немного от центра, и начинает казаться, что в городе и нет почти никого, так мало встречается машин. Да и рядом совсем, по Вернадского вернуться к реке, повернуть на свежеобразованную улицу Косыгина – и вот мы