Книга Леха - Константин Закутаев

в щелочки от натужного смеха.

Харламов молча взял бутылку принесенного коньяка и со всего размаха опустил её на стриженую голову. Брызги стекла, вперемешку с золотистой жидкостью разлетелись по всей площади ВИП‑столика. Незваный гость кулем вывалился из диванного пространства, лицо накрылось, поползшей от разбитого темени, кровью.

– Димон, ты чего!? – Леха ещё никогда не видел своего друга в таком молчаливом бешенстве, – зачем?

Малыгин хотел встать из‑за стола и помочь пострадавшему, но Саня Бульдог с напарником, подскочив к столу, подняли харламовского антагониста.

– Дим, ты б поаккуратнее, – укоризненно буркнул Бульдог, – на улице хотя бы… Зачем нас подставляешь‑то? Этот хер комбинатовский, завтра его отморозки с разборкой приедут…

– Он знает за что, – бросил Харламов, – а приедут – ко мне отправишь. Умойте его и, вот, деньги ему за конину отдайте.

Он протянул охраннику купюры.

– Я, Дим, правда не понял чего ты наехал‑то на него, – заплетающимся языком спросил Малыгин, когда охранники увели пришедшего в себя Колобанова.

Он и саму ситуацию, и качели бывших арестантов, и удар бутылкой видел словно в рапиде. Пьян Леха был уже очень близко к финальной стадии.

– Это животное, – заливая угли агрессии, не спеша отпил вина из бокала Беркович Харламов, – изнасиловало официантку. У себя где‑то, в пригороде… Кафе около комбината, закрывалось, девка была одна. Она и закрывала вроде, а он и кореша его бухали там. Их трое, оттрахали её толпой, поглумились попутно бутылкой, ублюдки. Парню её насвистели, что та бухая попросилась в групповухе поучаствовать. Пацан, с элеватора сбросился, откачали. А девка пошла заяву писать, но видишь, как…

– Это с ним у тебя рамс был на больничке, – в тумане пьяной памяти всплыл эпизод из рассказанного сегодня, – ну, который авторитета корчил?

– Ага… – кивнул Дмитрий и закусил выпитое вино яблочной долькой, – с ним. Пацан‑то инвалидом стал, девка сиделкой при нем осталась, любовь… А этот чмошник бандерлогам в хате рассказывал про то что он волк, а терпилы овцы. Типа, закон жизни… Ну я ему оплеух надавал и спросил, кто он после этого? Волк или овца? Короче, воспитал малость.

– Слышь, Харлам, – к их столу подошел начальник охраны, – ты пацан, конечно, заслуженный, но в заведении не надо гладиаторские бои устраивать. Сам же здесь работал, всё понимаешь…

– Да понимаю я всё, Миша… – Харламов поднялся из‑за стола, – вместо гладиаторских боев лучше с барыг долю получать, да?

Теперь уже весь ночной клуб понимал, что за столом искрит электричеством. Сквозь всполохи цветомузыки, через рваный ритм «Мумий Тролля» из меблированного уголка расходились волны вражды и озлобления. Официантка, шедшая к столу прибраться, испуганно вернулась к стойке бара.

К Михаилу, демонстративно быстро, приблизились двое бойцов из новой команды. Малыгин тяжело поднялся и встал за плечом Харламова. Музыка словно стала тише. Оба, понюхавших пороха и прошедших горячие точки, мужчины уперлись друг в друга неприязненными взглядами.

– Ладно, Харлам, – расслабленно махнул рукой бывший спецназовец, – я всё понимаю, эмоции… Завтра поговорим, ты б в сауну ехал, остывает…

– Без тебя разберусь… – Харламов опустился на диван, когда Михаил со стражей отошел от столика.

– Не верь ему, Димон, – Леха решил трезветь и принялся жевать кружки лимона, – это его тактика такая, наверняка подлянку какую‑то замутит.

– Завтра с Травой перетру, – Харламов всё ещё смотрел вслед ушедшему, – есть что предъявить, Саня всегда против дури был…

Однако Леха, даже находясь в алкогольном дурмане, уцепился за частичку рационального, потянулся к четкости картинки. Ударная доза витамина С или адреналин, вброшенный скоротечным противостоянием, подействовал. Он решил выбраться, наконец, из‑за стола и осмотреться. Чуть пошатывающее дефиле по залу закончилось у небольшой лестницы, ведущей к зоне туалетных комнат. Как говорится, мальчики налево – д евочки направо.

– Подожди немного, братан, – Леху на входе в уборную притормозил один из охранников, новый, из незнакомых.

– Уборка, что ли? – удивился Малыгин, обычно туалеты не закрывали.

Веселая тетя Вера, гремя ведрами, никогда не стеснялась, справляющих любую нужду мужчин.

– Ну типа этого, ага, – ухмыльнулся бычок, нагло глядя в затуманенные глаза Малыгина.

Дверь в уборную отворилась и оттуда вышмыгнул невысокий чернявый паренек, с капюшоном на голове. За ним с улыбкой от уха до уха выполз Бобиков.

Леха всё понял. Судя по бегающим глазкам кавээнщика, по инстинктивному придерживанию пиджачного кармана, тот только что отоварился чем‑то не совсем законным.

– Артем, ты чего? – Леха втолкнул товарища обратно в сортирную глубь, – дури купил?

– Слышь, ты чего борогозишь? – следом ввалился охранник, – ч его до пацана докопался!?

– Всё нормально, – Бобиков примиряюще воздел ладони, – это мой друг, со мной он…

Леха, в силу опьянения, чуть притормаживая, обернулся, но «бычок» уже выходил из помещения.

– Леха, всё нормально, – заулыбался Артемий, – я травушки‑муравушки чуть‑чуть купил, чтоб завтра похмелье пережить. Ночь‑то у нас долгая будет, бухательная… Успокойся, тут кораблик всего. Харламу не говори, не надо, он дерганый по этому поводу…

Леха подошел к крану и, открыв холодную воду, умыл лицо. Уборная наполнилась какими‑то людьми и Бобиков незаметно выскользнул из поля зрения.

Надо было срочно трезветь. Вылезающие обстоятельства, создавая одну за другой неприятные ситуации, могли привести к необратимым последствиям.

Малыгин прошел в кабинку, закрылся и, памятуя старый дедовский способ, загнал два пальца в горло. Опорожнив желудок, он почувствовал себя лучше и, умывшись еще раз, вышел из туалета.

Харламова за столом не было. Леха глазами нашел Беркович, вылезшую на барную стойку и исполняющую новомодную «Макарену». Поняв, что дело не в продолжении романтико‑эротической саги, пошел искать Дмитрия по залу. Стоящий «на воротах» Бульдог подсказал, что Харламов вышел на улицу, но «так, налегке, продышаться по ходу».

Леха вспомнил события годовой давности, когда Ермаков с компанией пытались его отпрессовать где‑то за трансформаторной будкой и ускорился.

Харламов стоял на парковке и разговаривал с таксистом. Леха смутно помнил его, тот больше всех топил за блатные идеи и за общее. Чаще других прикрывался знакомством с Макаром.

– …ну вот и тебя это коснулось, Харли, – услышал с половины фразу хамоватого бомбилы Леха, – тоже присел. От общего, наверное, кормился, да положенца добрым словом поминал?

– Чем кормился‑то? – хмыкнул Харламов, – «Примой» и чаем грузинским? Так я не курю и не чифирю, а как блат‑комитет колбасу