Книга Курсом зюйд - Елена Валериевна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стол был убран по местному, крымскому обычаю — блюдами из баранины, свежими лепёшками, фруктами и сладким щербетом. Ни капли вина: русский царь знал о запрете, что наложил пророк на хмельное питьё для правоверных, и не предлагал его гостю. А сам стол и посуда — совершенно европейские, явно из походного набора. Царя почему-то не привлекали восточные кувшины и блюда, пусть даже сделанные из драгоценных металлов и украшенные самоцветами.
— Садись, сераскир, разговор будет долгим и не самым приятным, — сразу предупредил царь. — Мне ведомо о приказе, что отдал тебе султан Ахмед.
— Должен сознаться, великий государь, я не обрадовался, получив его, — честно ответил Али-паша. — Разумом я понимаю, что повелитель правоверных не желает войны с тем, кто одолел северного льва, но не гневайся на меня, ничтожного, за то, что душою я желал иного приказа.
— Я тебя понимаю, сераскир, как никто иной, — последовал ответ. — Однако твой султан куда мудрее тебя. Ему ведомо не только то, что моя армия сильна и готова сражаться, но и то, что его собственные армии оказались не в лучшем положении.
— Откуда мне, простому воину, знать о замыслах великих государей, — Али-паша скромно потупился и воздал должное обеду. — Очевидно, вашему величеству ведомо нечто такое, что ещё не дошло в наши отдалённые края, — добавил сераскир по-немецки — этот язык он в свое время недурно изучил, когда воевал на Балканах с австрийцами.
— Чума, — русский царь не стал дипломатничать и сразу выложил главное. — Крайне неприятная вещь, скажу я вам. Армия визиря Балтаджи Мехмеда-паши вторглась в пределы Речи Посполитой, а там уже не первый год боролись со вспышками этой болезни. Ранее удавалось хотя бы не выпустить её за пределы поражённых волостей, но сейчас, когда армия султана Ахмеда превратила беспорядки в полный хаос, толпы людей хлынули во все стороны. А среди оных немало больных.
— На всё воля Аллаха, — только и смог сказать Али-паша, когда представил последствия.
— «Привяжи своего верблюда и затем уповай на Аллаха», — царь ответил ему словами пророка. — Христиане в таком случае советуют, надеясь на Бога, порох всё же держать сухим. Представь, сераскир, что будет, если я, как ожидает султан, прикажу возвращаться на зимние квартиры и оставлю тебя здесь одного. Без прикрытия ханским войском, без припасов, без надежды рабами поторговать. Куда, по-твоему, придут ослабленные от болезни османские воины, чтобы защитить ханство?
— Если я исполню приказ падишаха, в том же положении окажешься ты, великий государь, — вкрадчиво начал Али-паша. — Янычары так или иначе явятся сюда, и…
—…и произойдёт сие не ранее будущего года, — недобро усмехнулся царь. — Не надо играть со мной в такие игры, не владея полными сведениями, сераскир.
Али-паша с сожалением вздохнул.
— Что же ты хотел мне, в таком случае, сказать, великий государь?
— Чтобы ты исполнил приказ султана по-хорошему, — негромко, но очень убедительно произнёс царь. — Не то придётся тебе убираться по-плохому. Кто-то выставит тебя отсюда — либо я, либо чума. В обоих случаях ты потеряешь куда больше, чем приобретёшь. А надежды на тех, кто желает немедленной войны с нами, не имей. Султан Ахмед сделал всё, чтобы вся их сила оказалась развеяна в нынешнем походе против поляков и цесарцев.
— Иной раз страх бывает сильнее надежды, великий государь. Но твои слова принесли облегчение моему измученному сердцу, — неожиданно улыбнулся Али-паша. — Ты совершенно прав: нет никаких причин подвергать сомнению мудрость повелителя правоверных. Я исполню его приказание в точности… Однако у меня нет уверенности, что мы не встретимся вскоре на полях сражений.
— В нашей будущей встрече я уверен так же, как и в том, что ты исполнишь нынче приказ султана, — лицо царя перекосила странная, очень недобрая усмешка. — Угощайся, сераскир, не в моём обычае отпускать от себя гостя голодным. Ешь и пей без страха: у меня нет привычки толочь алмазы в пыль. Деньги на иное трачу.
Али-паша невольно вздрогнул: что ещё знает этот неверный? Виду, впрочем, не подал, и разговор тут же свернул с текущей ситуации на восточные яды, традиция использования которых насчитывала многие века.
В город он вернулся в полнейшей уверенности, что не ведает чего-то крайне важного. Того самого, что заставило повелителя правоверных пусть на время, но уйти из Кырыма. Русский царь предложил османскому султану поделить бывшие владения ханов из рода Гераев и желает, чтобы скромный сераскир донёс эту весть до ушей падишаха. Пусть так, но Али-пашу не отпускало подозрение, что это не более, чем прикрытие чего-то более существенного. В политике христианских стран происходило нечто, чему почти никто не мог дать разумного объяснения.
А падишах тоже играет в эту игру. На своей стороне. Но против кого?
Окончательно запутавшись в своих мыслях, сераскир собрал подчинённых и огласил фирман султана. Приказ был ясен как день: воины повелителя правоверных должны покинуть Кырым, поскольку Аллах отвернулся от недостойного Девлета из рода Гераев. Встретили его, разумеется, хмурым молчанием, но ослушаться не посмели. Тут же в Суджук-кале и Еникале выехали гонцы с соответствующими письмами.
Неделю спустя османы, невзирая на истерику местных купцов, покинули три приморские крепости. Кого-то из купчишек за немалый бакшиш приняли на борт, не без того. Примечательно, что среди оных были и богатые греки. Али-паша точно знал: работорговцы, не гнушавшиеся продажей своих единоверцев. Почему они не пожелали остаться и служить русскому царю, было понятно без разъяснений.
3
— Никак не могу сообразить, какой город мне напоминает то, что я вижу. Амстердам? Копенгаген? Но точно не мой родной Стокгольм. Вероятно, это оттого, что брат Петер там никогда не бывал.
Прогулки по Петропавловской крепости, её стенам и окрестностям давно вошли у пленного короля в обычай. От трости он уже отказался, ходил, почти не прихрамывая. Шпагу после подписания договора вернули, но пока все публичные и тайные условия не исполнены, Карл так и оставался пленником Петербурга. Это называлось «почетный гость». Швед мог идти куда пожелает, но не далее пределов города. Потому он предпочитал привычную крепость, которая ему, кстати, очень понравилась, хотя пускали его здесь далеко не во всякое помещение, да и в одиночку гулять ещё ни разу не позволили, от греха подальше. Вот и сейчас он прогуливался по стенам крепости в сопровождении супругов Меркуловых.
— Признаться, я был оскорблён тем, что брат Петер затеял строительство нового города именно здесь, — продолжал свой монолог король шведов. — Хоть я и был принуждён уступить Ингерманландию ещё шесть лет назад, но считал сие временным явлением. Потому был неприятно удивлён известиями о начавшемся строительстве на месте Ниеншанца. Всё-таки коронные земли…
— Советую вашему величеству вспомнить, как давно эти земли стали коронными, – не без иронии ответила ему госпожа Меркулова. — А заодно освежить в памяти обстоятельства, которые привели к этому. Так кто же должен был чувствовать себя оскорблённым?
— Сложно спорить с человеком, который столь многое знает об истории, — рассмеялся Карл, заменив этой учтивой фразой короткое: «Уела». — Но упомянутые вам события случились столь давно…
— Не столь уж и давно, при жизни деда нынешнего государя. Внук просто пришёл забрать то, что было отнято у его предка… Или ваше величество полагает, что если над какой-то территорией хоть один час развевался шведский флаг, то это уже неотъемлемая часть Швеции?
— Спор за эти земли идёт, если я не ошибаюсь, лет шестьсот, — Карл уже догадался, что историческими отсылками он только помогает оппоненту в споре. — Они переходили из рук в руки, но… Должен признать вашу правоту: Шведское королевство воспользовалось слабостью Русского царства и взяло под своё покровительство