Книга Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский

нежные ноздри графской дочери.

— Зачем вы это? — Хныкала она и пыталась сопротивляться, когда он задирал ей подол. — Почему вы так злы со мной?

— Затем, что мне, фамилии вашей, моим офицерам и рыцарям… — Говорил он, кладя могучую руку ей на голову и вдавливая её щёку в перины. — Всем требуется наследник на поместье моём. А ещё чтобы знали вы, как оскорблять мужа. Хватит с меня на сегодня оскорблений, то купчишка я, то конюх. Смиритесь.

— Я вас ненавижу, — пищала из перин госпожа Эшбахт.

— Я тоже не сгораю от страсти к вам, мне просто нужен наследник. — Отвечал ей господин Эшбахт. — Потерпите, сударыня.

Когда дело было кончено, он, улыбаясь, вышел из покоев и, спускаясь по лестнице, крикнул:

— Госпожа Ланге, готов ли обед?

Глава 26

— Эй, глухие что ли? — Кричала Агнес, приоткрыв дверь своей мастерской, где она занималась зельями. — Не слышите что ли, в ворота ломятся?

— Слышим, госпожа, слышим, — отзывается снизу Зельда Кухман, её кухарка, — Игнатий уже пошёл смотреть, кого там чёрт принёс.

Девушка немного зла, она хочет продолжить дело своё, у неё не всё получается, да видно, пришёл кто-то к ней. Кто это может быть? Приказчик хозяина дома был недавно, денег получил. Может, посыльный от книготорговца?

Так он бы так в ворота тарабанить не осмелился. Кто же там?

И тут она узнаёт грубый, чуть хриплый голос одного человека, что любит выпить:

— Ну, хозяйка где? — Гремит этот голос уже на кухне.

Слышен стук палки об пол. Да, так и есть, этот чёртов болван с нечесаной чёрной бородой и деревянной ногой. Приятель её господина, Роха, по прозвищу Скарафаджо.

— А к чему вам госпожа наша? — Интересуется Зельда.

— Не твоё собачье дело, — грубит мерзавец её прислуге, — иди и доложи, что я приехал от господина по делу.

Агнес вздохнула, она понимает, что важное варево нужно снять с огня, не то переварится, а там драгоценная мандрагора. А ещё девушке надо одеться. Она ведь стала свой вид менять, очень ей нравилось на себя новую смотреть, поэтому ещё себе зеркало купила и поставила в комнате, в которой над зельями корпела. И теперь на ней ничего, кроме чулок да туфель, не было.

— Ута, — позвала она негромко. — Одежду неси.

— Несу, госпожа, — отвечала служанка.

Пока Ута собирала одежду её, она подошла к зеркалу, глубоко вздохнула, тут же выдохнула воздух. И на глазах стала меняться, превращаясь в себя настоящую. Из красавицы темноволосой и с формами великолепными, становилась девицей худощавой, бледной, серой. Становиться нормальной было несложно. Просто так же, как тяжкий груз на землю сбросить. Это чтобы красавицей стать, нужно силы приложить, держать себя в красоте сложно, а вернуться к себе настоящей дело плёвое.

Пока Ута несла ей одежду, так она свой вид уже приняла. Нижнюю рубаху и подъюбник надевать не стала, причёсываться не стала, чепец на волосы накинула небрежно. Авось, этот Роха — не велика птица, так и пошла вниз.

Вниз пришла, встала в дверях. Дождалась, пока этот дьявол колченогий вылезет из-за стола со своей деревяшкой, встанет и поклонится ей. Только после того пошла в комнату, сказав ему:

— Здрав будь, господин Роха. Зачем пожаловал?

— Здравствуйте, госпожа. Приехал я от вашего господина, во-первых, справиться о вас.

— Со мною всё хорошо, не хвораю, деньги есть, слуги мои меня чтят. — Отвечала девушка, думая, что Роха опять будет денег клянчить, как было уже не раз. — Какое же второе дело у тебя ко мне?

— Второе? — Роха как будто забыл, да тут же вспомнил. — Так кавалер просил меня забрать пушки со двора.

«Пушки? Хорошо это. Пусть, конечно, он забирает эти уродливые штуки, что едва не половину двора занимают, запылённые, грязные, иной раз так они мешают карете с лошадьми развернуться во дворе. Конечно, пусть берёт их».

— Господин что, опять войну затевает? — Спросила девушка, садясь в своё кресло и жестом прося у горбуньи вино на стол.

— Войну затевает? Хех… — Роха засмеялся. — Да разве он без войны может? Он уже воюет вовсю. Я иной раз думаю, что не будь никакой войны рядом, так он помрёт от тоски.

— Ну и как он? — Спросила Агнес. — Счастлив ли?

— Он-то? Да так… Всё есть у него: и земля, и мужики. Дом достроил красивый. Почёт, слава, солдаты и офицеры, кавалеры… Одно слово — владетель. — Рассказывал Роха.

— А живёт с кем? Всё с это кабацкой девкой, с Брунхильдой? — Интересовалась Агнес и брала стакан с вином с подноса, что ставила перед ней Зельда.

— С девкой? — Удивился Роха. — Так вы что, не слыхали? Кавалер уже женат, уже месяца два как.

— Женат?! — Воскликнула девушка, ставят стакан обратно, не отпив из него ни глотка. — Он на Брунхильде женился?

— Да на какой там Брунхильде, — Роха, даже на неё рукой махнул, — скажете тоже, на дочери графа Малена, вот на ком он женился.

Агнес так от новости такой взволновалась, что пятнами пошла красными. Её господин женился, а она не знала. От волнения не знала, что с рукам своими делать. Стала платок комкать. Одно лишь радовало её — лишь то, что и Брунхильда с носом осталась.

— И что, хороша та дочь графа? — Волнуясь, спрашивала девушка.

— Да как тут скажешь, — мялся Роха, — по мне так ничего, сойдёт, да, сойдёт, приятная женщина. Но Брунхильде-то конечно в этом деле она не ровня. Но она же дочь графа! А тут уж… Сами понимаете, госпожа Агнес.

— А Брунхильда, значит, своего не добилась, замуж за господина проползти не получилось у змеюки. Наверное, слёзы льёт? В петлю-то не полезла? — Спрашивала девушка, кажется, даже с надеждой в голосе.

— В петлю? Брунхильда? — Роха даже встал из-за стола и стал смеяться. — А-ха-ха! Да вы, госпожа Агнес, совсем ничего не знаете?

— Так говори же, господин Роха, — зло сказала девушка. — Чего я там ещё не знаю?

— Так господин нашу Брунхильду выдал замуж за старого графа.

— За графа? Эту трактирную потаскуху за графа выдал? — Не верила своим ушам Агнес. — За графа? Быть такого не может, неужто граф взял её…

— Да клянусь вам, что так. Как увидал её, так полюбил горячо, приезжал к господину свататься, просить её руки, так, говорят, драгоценности ей дарил. Золото дарил. Говорят, поместье ей завещал какое-то. Но про то я точно не знаю. Врать не буду.

— Поместье? — Агнес, словно пьяная была и не всё сразу понимала, поэтому и переспрашивала. — Брунхильде поместье и золото? Потаскухе этой?

— Да, ей, так граф-то не знает, что она потасканная,