Книга Берег мертвых незабудок - Екатерина Звонцова

– Все это, ― откликнулась она. ― Хочу все, если уж не могу заполучить тебя. ― И она повторила почти самозабвенно: ― Я ― королева. Просто королева, раз не твоя.

Он не нашелся с ответом ― никогда не находился, слыша это. Он понимал: Ирис говорит ровно то, на чем ее растили, говорит раз за разом ― и имеет право, чувствуя ответственность за всю мертвую семью, за всех великих предков. Рядом с ней он, граф из рода Крапивы, был словно рыбак рядом с бароном, не смел ее судить и чувствовал вину за то, что также не может просто подчиниться, просто уступить, просто дать желаемое, если не… полюбить? Не мог объяснить и правду: «Я мечтаю быть не здесь; ты и твой мертвый отец теперь цепь на моей шее; я заболел из-за того, что вместо маленьких долгов своего графства плачу огромные за весь Берег!» Догадывался: ее это унизит, а может, и убьет. Сейчас еще и не хватало сил ― вообще ни на какие больше разговоры, потому он просто кивнул, в очередной раз сглатывая горькую слюну, наверняка предварявшую кровавую рвоту. Ирис, похоже, почувствовала что-то: сдалась сама. Вздохнула, опять сменила тон:

– Ладно, Вальин. Прости. Я просто устала, в нашем роду девочек никогда не лелеяли так, как ты меня, это… странно? Вальин! ― Ей, конечно, не нравилось его молчание, заставлявшее усомниться в собственной правоте. ― Ну… извини! ― И она топнула ногой, опять превратив просьбу в приказ. Не хватало разве что «Немедленно!».

Как взросло она вела порой речи, как прозорливо глядела вдаль. Но вот это жестокое неумение просить прощения и столь же жестокое умение бить никогда не давало Вальину обмануться. Ирис увидела мало приливов. Поочередно примеряла маски, но не нашла пока собственного лица, и на нее не стоило злиться за это. Вальин и сам вел себя далеко не так, как подобало королю. А главное ― не так себя ощущал.

– Все в порядке, ― просто ответил он. ― Но мне правда пора. Идем.

Они покинули замковый двор вместе, но почти тут же их пути разошлись. Ирис устремилась в сады, где ее уже ждали, а Вальин поспешил в свои покои ― на верх самой дальней башни, густо увитой черно-зеленым плющом. Там он в дни недуга работал, избегая соратников и советников, пока не станет легче. Вот и теперь он едва кивнул Арнсту, к которому поспешила Ирис, и постарался спрятать лицо: как же ле Спада цвел здоровьем в сравнении с Вальином; как улыбался, наслаждаясь утренним теплом и бризом. Вот уже крыльцо… ступеньки… и убежище, где можно больше не держать спину. Там, на столе, Вальина кое-что ждало. Полученный утром небольшой флакон из синего хрусталя и записка, змеей обернувшаяся вокруг него. Простые вещи. Вещи более значимые, чем все беды. Пальцы потянулись к записке сами, удержаться не получилось. Это был словно взмах руки из прошлого. Из времени, когда казалось, что свободу и покой отняли лишь временно и что скоро все станет лучше.

…Это снадобье в наших землях пьют все, кого мучает морская хворь. В нем термальная вода, дикие травы Кипящей Долины и кровь тех, кого мы приносим в жертву Черепахе. Я говорю тебе правду. Там человеческая кровь, кровь детей. Но я хочу, чтобы ты жил. Без тебя и меня этот мир канет в ничто, он уже в шаге. Я надеюсь, ты не забыл то, на что решился. Я не забыл.

Вальин сложил листок, убрал флакон в ящик и устало прикрыл глаза. Он давно понял, что власть ― как бы ее ни романтизировали, ни превозносили, ― в целом, тусклая, однообразная область жизни, мертвый океан. Каждую волну, стоит только поднатореть, можно увидеть, предсказать, остановить или усилить. Каждое предательство союзника горчит, и лучше не впускать его в себя. А каждое перемирие с врагом горчит еще сильнее, потому что быстротечно вопреки всем надеждам. Но не впускать его гораздо сложнее, особенно если веришь: враг не должен был стать врагом.

В который раз он вспомнил первый их бой, еще за короля, вечность ― то есть четыре прилива ― назад. Уже тогда стало очевидно: все сложится не как хотел бы Штиль, совсем не так. В миг, когда встретились их глаза, Эльтудинн оскалился, но тут же горько усмехнулся. А Вальин, глядя в ответ, не почувствовал ничего, что мог бы, если бы был чуть юнее, наивнее. Ничего, кроме понимания: мир на огромных весах, готовых развалиться, и если есть шанс их удержать, то вот он. Примирение. Цель короля ― примирение, возвращение к старому укладу. Об одном нужно забыть ― о разговоре в храме, о пути по чужим следам, об улыбке и словах «Береги себя». О том, как что-то отозвалось на них и помнило до сих пор. О том, как это что-то задрожало, едва Интан Иллигис впервые произнес: «Мятежников возглавляет последний из рода Чертополоха, он объявил себя королем!» Словно помутнение рассудка и одновременно ― незаживающая рубленая рана. В пути солдаты пели, что срежут гниющие ветви, а Вальин сжимал зубы. Gan. Мятежник. Отвратительное слово, резкое, как вороний крик.

Они сражались, скрещивали клинки раз за разом, шпорили лошадей, сшибались и вновь разъезжались, а вокруг растекались и плавились тьма и свет тысяч смертей. Наконец Вальин выбил из чужой руки саблю, но почти сразу, обессилев, выронил свой меч. А вскоре разнеслись кличи, затрубили горны, со стонами и скрежетом все остановилось, точно ржавый механизм, состоящий из множества разумных, но разболтанных, не понимающих своего назначения деталей. Эльтудинн опять посмотрел на Вальина горящими золотыми глазами. Снова был рассвет, и снова темный король был в черном ― последняя тень ночи. И он вдруг сказал:

– Как жжется Королевская Крапива…

Неудивительно: Вальин едва не отрубил ему несколько пальцев, на руке багровела широкая рана. Но, говоря, Эльтудинн слабо, самыми уголками губ, улыбнулся, точно скорее изумлялся своему почти-поражению, чем злился. Чуть помедлив, он добавил:

– Я часто тебя вспоминал. Надеюсь, и ты меня не забыл, великий светлый король.

Вальин еще был лишь графом. Но многие уже звали его так.

Он молчал. Он не мог даже слезть с лошади; его колотила дрожь, которую он все пытался скрыть и которой никак не мог себе объяснить. К счастью, вокруг было слишком много тех, кто нуждался в нем, и нашелся даже тот, кто подал ему меч. Забирая оружие, спешно опуская взгляд на золоченые листья рукояти,