Книга Пленники - Гарегин Севиевич Севунц

автоматной очередью. В этот миг Оник понял: Хельмута арестовали, и если еще не расстреляли, то расстреляют… Но допытываться об этом было бесполезно и даже опасно, и Оник решил показать, что ему совершенно безразличен как Хельмут, так и все другие немцы.

Он замолчал до окончания работы. Только в лагере он дал волю своим чувствам. Пусть маленькой, ничтожной была та надежда, которую они связывали с Хельмутом. Но человеку, который находится в подобном положении, самая небольшая надежда уже крепкая поддержка. Хельмут достал для них учебник немецкого языка, карту Германии. Чтобы передвигаться по Германии, они должны были ознакомиться с правилами передвижения, с обычаями населения. Во всем этом Хельмут им немало помогал своими рассказами, не догадываясь о намерениях Оника. А, может быть, он и догадывался, только делал вид, что ничего не понимает?..

Тяжело было терять такого человека, но им оставалось одно — молча примириться с этой потерей.

Хороший был человек, возможно даже коммунист. Как они могли оставить его на свободе? Гитлер боится коммунистов, наверное, больше, чем внешних врагов. Бедный Хельмут сейчас томится в гестапо!..

В довершение несчастья у Оника заболели глаза: они покраснели, гноились, солнечный свет вызывал невыносимую резь.

Во время работы Оник тряпочкой, заменявшей платок, то и дело протирал их.

Однажды в обеденный перерыв, когда Франц уселся за завтрак, Оник достал свою тряпочку и стал вытирать глаза.

Франц неожиданно взбесился. Вскочив с места, он подбежал к Онику с угрожающе сжатыми кулаками:

— Спрашиваю, — почему сидишь? Почему не работаешь? Говорят тебе — вставай!

— А почему не работаешь ты? — заговорил Оник глухим от ненависти голосом. — Ты сидишь, а я должен стоять?

— Что? Ах ты скотина! Ты смеешь делать мне замечания? Получай!..

Он замахнулся, но ударить не успел: Оник опередил его. Он сделал выпад, вложив в толчок всю силу, которая оставалась.

Франц качнулся, попятился, взмахнул руками и, не сдержав равновесия, свалился на ленту транспортера. Боясь удариться головой о какой-нибудь выступ, он сразу скорчился, и транспортер, равнодушно поскрипывая, понес его в удушливую, сырую тьму.

Оник, словно удивленный собственным поступком, минуту растерянно смотрел на удалявшегося Франца, потом — и это также удивило его — подхватил шахтерский фонарь своего напарника и отправил на ленте следом за ним. Со стороны показалось бы, что парень или свихнулся, или разыгрывает какую-то шутку. Но Оник не думал шутить. Вся его природа протестовала в этот миг против того, чтобы хоть что-то напоминало ему о ненавистном человеке. Бросив его на транспортер, он был исполнен нелепой уверенности, что навсегда освобождается от него. Грубое русское ругательство сорвалось с побелевших губ, Оник не помнил себя от гнева и не давал себе отчета в том, что делает. Только тогда, когда фонарь Франца падающей звездой мелькнул на повороте и скрылся за ним, он ужаснулся. Он, какой-то «цивильный» (так называли их здесь), осмелился поднять руку на немца! На представителя высшей расы! Голову, что ли, он потерял? Забыл, где находится? Случись это в другом месте, он сейчас же убежал бы, — но куда бежать здесь? Из любой тюрьмы легче совершить побег, чем из этой шахты. Разве уйдешь из-под земли? Из могилы?..

«А что, если он по дороге получит какие-нибудь увечья или потеряет сознание, и лента сбросит его в вагон, ожидающий угля на перекрестке?»

Страх Оника удвоился.

Вдруг в дальнем конце штольни одновременно сверкнуло несколько огней. Словно стая волков, поблескивая голодными глазами, подвигалась она к Онику. Он подсчитал фонари:

— Раз, два, три… пять… — восемь человек!

Он начал быстро грузить уголь, исподлобья поглядывая на приближавшихся людей. Расстояние между ними и Оником сокращалось. Вот осталось несколько шагов. Уже было нетрудно разглядеть и лица. Некоторые были знакомы ему. Это были инженеры, техники, сменные мастера шахты. Каждый из них держал в руках палку, которой проверяется крепость сводов. Немцы со всех сторон окружили Оника. Свет восьми фонарей упал на него. Каждый из подошедших старался получше разглядеть этого «русского», который набрался смелости поднять руку на арийца.

Широколицый, с большой головой инженер первым нарушил молчание:

— Грязная свинья! Как ты осмелился?..

Он схватил Оника за ворот, рванул к себе и отбросил. Оник упал на груду угля. Кто-то кончиком палки сбил шапку с его головы. Затем мертвый свет фонарей, как нож, полоснул по воспаленным глазам; вскрикнув от боли, он закрыл руками лицо.

— Говори, как осмелился? — На голову Оника обрушился удар палки.

— Я работал… Я ничего не сделал! — на ломаном немецком языке выкрикнул он, и тут же почувствовал второй удар.

— Ничего не сделал? Ха!..

Каждый из стоявших над ним здоровых, упитанных людей, выкрикивая ругательства, сопровождал их ударами палки.

— Я не виноват! Он хотел меня ударить!..

Немцы продолжали бить — били только по голове. И вот, когда уже казалось, что спасения нет, в глубине штольни, как искры, снова засверкали огни. В забой шли рабочие — русские, украинцы, белоруссы, поляки. Во главе них был Гарник. Это он успел сообщить всем, что восемь немцев, вооружившись дубинами, направились к Онику. Он видел Франца, проехавшего мимо него на ленте.

— Что случилось? — спросил он громко. — Столько вас тут собралось, чтобы расправиться с одним!..

— Молчать! — гаркнул один из немцев.

— Почему молчать? За что вы его бьете?

Немецкий инженер, видимо, чтобы предотвратить назревавший «бунт», крикнул:

— Разойтись по своим местам! Никто не хочет его убивать. Он толкнул на транспортер шахтера. Мы пришли, чтобы выяснить причину. Давайте расходись! За работу, ну!..

Он бросил на Гарника взгляд, смысл которого было понять нетрудно: я тебе покажу!..

Оставив в забое другого шахтера, инженер приказал Онику подняться и следовать за ним.

Однако, когда они поднялись наверх, немец отпустил его. Очевидно, он решил, что парень достаточно наказан.

Глава вторая

1

Худой пожилой железнодорожник с двумя чемоданами в руках шагал вдоль железной дороги. Чемоданы, как видно, были тяжелые. Через каждые двадцать-тридцать шагов железнодорожник опускал их на землю и отдыхал. Поднимая чемоданы, он покряхтывал и от напряжения высовывал кончик языка.

Проходя мимо Великанова, он приостановился:

— Парень, помоги-ка дотащить до шоссе!

Великанов взял чемоданы.

— Вы с поезда? — спросил он.

— Да, — ответил железнодорожник, тяжело отдуваясь.

— Камни, что ли, у вас там?..

— Какие камни? Продукты! В Швейцарии всего полно.

— В Швейцарии? Так вы туда возите уголь?

— И туда возим и в другие места…

Замолчали. Великанов был доволен, что понял в этом разговоре все. Он поставил чемоданы на землю, передохнул и внимательно посмотрел на железнодорожника.