Книга Эволюция Бога. Бог глазами Библии, Корана и науки - Роберт Райт

В свете пленения (изгнания) такая интерпретация Второисайи имеет некий смысл. Травма способна вызвать изменения, зачастую соразмерные с травмой. Если ваша машина не подлежит ремонту потому, что вы сели за руль нетрезвым, возможно, вы поклянетесь больше в рот не брать спиртного. Но если вы сели за руль в нетрезвом виде и по этой причине погиб ваш сын, случившееся требует совсем иного уровня переориентации – возможно, вы организуете кампанию по борьбе против вождения в нетрезвом виде или даже решите, что эта кампания – ваша миссия, ваше призвание. Мыслители времен Вавилонского пленения перенесли травму, более сравнимую с потерей сына, нежели с потерей автомобиля. Им требовалась парадигма, которая и объяснила бы их страдания, и преобразила их в благо, парадигма, способная создать новую веру, наделенную в итоге искупительной силой.

И они нашли ее – по крайней мере, согласно принятому толкованию Второисайи: израильтянам, пострадавшим за свою неверность Яхве, предстояла попытка удержать другие народы мира от повторения той же ошибки. Таким образом, нравственно-универсалистский характер присущ монотеизму с самого рождения, а любая воинственность, которую он проявлял с тех пор, – отклонение, отход от нормы и отступление от замысла.

Но беспристрастное чтение текстов периода пленения приводит к менее отрадному выводу: универсализм, имевший место при рождении монотеизма, возможно, не заслуживает уточняющего определения «нравственный». Да, различные тексты времен пленения рисуют день, когда благодаря Израилю все народы вступят в контакт с богом Израиля. И опять-таки, история Ближнего Востока знает немало народов, жаждущих привести другие народы к контакту со своими богами и зачастую подразумевающих исключительно такую форму контакта, как подчинение. Признать величие национального бога – значит признать величие, то есть превосходство, народа, который ему поклоняется. Так и во Второисайе: Бог обещает, что народы, уязвлявшие Израиль и содержавшие его в рабстве веками, в конце концов получат по заслугам – будут вынуждены признать и политическое, и теологическое превосходство Израиля.

Например, вот что Бог Второисайи говорит израильтянам о Египтянах, Ефиоплянах и Савейцах: они «к тебе перейдут, и будут твоими; они последуют за тобою, в цепях придут, и повергнутся пред тобою, и будут умолять тебя, говоря: у тебя только Бог, и нет иного Бога»19.

А несколькими главами далее Яхве объясняет израильтянам: «Я подниму руку Мою к народам, и выставлю знамя Мое племенам». Многообещающее в нравственном отношении начало – но оказывается, это знамя подаст народам сигнал служить израильтянам. Что касается правителей этих народов, «лицем до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих, и узнаешь, что Я Господь». И вдобавок: «Притеснителей твоих накормлю собственною плотию, и они будут упоены кровию своею, как молодым вином; и всякая плоть узнает, что Я – Господь, Спаситель твой и Искупитель Твой, Сильный Иаковлев»20.

В этом свете монотеизм изгнаннической теологии выглядит в меньшей степени радикальным отходом от идеи нулевой суммы, помогавшей наполнять энергией монолатрию, и в большей степени – ее апофеозом. Видения грядущего господства Израиля во Второисайе соответствуют традиции «оракулов против народов», появляющейся в доизгнаннических пророческих текстах монолатрического толка. Имеющие отношение к нулевой сумме корни этих видений могут простираться гораздо дальше. Библеист Райнер Альбертц в своей книге «Израиль в изгнании» утверждает, что этот жанр в целом происходит от предсказаний оракулов, которые за несколько веков до того служили прелюдиями к войне21.

Тем не менее Альбертц, как и многие другие толкователи теологии пленения, пытается представить явление, о котором идет речь, в наилучшем свете из возможных. Он дает оценку ряду мстительных суждений в явно изгнанническом тексте Книги пророка Иезекииля и говорит, что они «завершаются на редкость примирительной нотой: суд Яхве приведет всех соседей Израиля, кроме Едома, к познанию Яхве»22.

Что ж, можно назвать это и «познанием Яхве», тем более что глагол «знать» действительно фигурирует в этих строках. Например, он появляется в конце «слова» в Книге пророка Иезекииля, которое Бог адресует «сынам Аммоновым»:

За то, что ты рукоплескал и топал ногою, и со всем презрением к земле Израилевой душевно радовался, – за то вот, Я простру руку Мою на тебя и отдам тебя на расхищением народам, и истреблю тебя из числа народов и изглажу тебя из числа земель; сокрушу тебя, и узнаешь, что Я – Господь23.

Иными словами, поймешь, кто тут главный. Так же обстоит дело и с другими «на редкость примирительными нотами» в Книге пророка Иезекииля. Моав «узнает, что Я – Господь» после того, как по воле Господа будет покорен соседом в наказание за то, что не считал Израиль особенным, а говорил, что «дом Иудин, как все народы!» Здесь же участь Филистимлян и Критян: «Совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я – Господь, когда совершу над ними Мое мщение»24.

Согласно Книге пророка Иезекииля, подобные знания будут дарованы и Сидону, территории Иезавели:

Узнают, что Я – Господь, когда произведу суд над ним и явлю в нем святость Мою; и пошлю на него моровую язву и кровопролитие на улицы его, и падут среди него убитые мечем, пожирающим его отовсюду; и узнают, что Я – Господь25.

«Святость», которую Яхве здесь обещает «явить», вызывает в памяти опубликованный в 1917 году труд Рудольфа Отто «Священное» (The Idea of the Holy). Отто доказывал, что в древности концепция «священного», в отличие от современной, не подразумевала нравственных свойств. (Зачастую в Библии обнаруживается, что словом «святой» или «священный» переведено с древнееврейского слово, означающее всего лишь ритуальную чистоту.) И действительно, продолжал Отто, в своей исконной форме «святость» обозначала то, что он назвал «сверхъестественным» – высшую силу, внушающую страх и трепет; «величие, пред которым благоговеют»26.

Предельное отмщение

Как именно предполагалось явить силу святости? Может быть, монотеисты времен пленения представляли себе, как израильские армии когда-нибудь завоюют весь мир? В Книге пророка Иезекииля Яхве объясняет израильтянам, что «узнают народы, что Я – Господь… когда явлю на вас святость Мою пред глазами их»27. Милитаристское прочтение этого стиха могло иметь смысл в древности на Ближнем Востоке: бог продемонстрировал свое величие, наделив свой народ силой.

Безусловно, израильтяне долгое время пробыли объектом этой логики. Давняя гонительница Израиля, Ассирия, праздновала победу, захватывая или уничтожая чужеземных идолов и подчеркивая теологическую истину, стоящую за воинским триумфом: несовершенство чужеземных богов по сравнению с великим Ассуром. Ассирийская надпись, в которой говорится о падении некоего израильского города в VIII веке, похваляется: «…и боги, на которых они уповали, сосчитаны были как боевые трофеи».28

Мало того, существовал прецедент планирования и осуществления триумфального возвращения униженных жертв имперских завоеваний, наблюдавшийся и на теологическом, и на геополитическом уровне – тех самых вавилонян, в дальнейшем покоривших Израиль. В начале VII века ассирийцы опустошили Вавилон и вывезли статую Мардука из его храма. Подобно израильтянам, веком позже вавилоняне приписали эту катастрофу недовольству бога их поступками. И, как израильтяне, они пророчествовали, что в дальнейшем бог вновь проявит к ним благосклонность29. И действительно, теперь он поставил перед собой цель отомстить Ассирии, и его сверхъестественной ярости и могуществу предстояло проявиться на геополитическом уровне. «Великий бог Мардук обратил на меня милостивый взор, – заявляет царь Набопаласар в одном вавилонском документе. – И в отместку Аккаду… выбрал меня владеть землями и все народы в этих землях предал в мои руки»30. Значит, возможное завоевание вавилонянами Израиля – элемент большого плана мести, который осуществляет их бог.