Книга Царица Шаммурамат. Полёт голубки - Юлия Львофф

— Приходилось ли тебе в снах или, может, в неких видениях встречаться с богиней верхом на льве? — вдруг спросил жрец, и его взгляд мгновенно прояснился.

— Нет, не приходилось, — ответила Эрифа, мотнув головой.

— А вот я её видел, — после этих слов Синит вручил онемевшей от удивления женщине сосуд с говорящей образами смесью.

Затем он медленно отошёл от алтаря и, вскинув голову, продолжил:

— Твоё материнское чутьё не обмануло тебя, Эрифа. Ты стойко выдержала испытание, которому я, прости, только что подверг тебя. Теперь ты точно знаешь, что чужеземка не только твоя соперница, ибо пытается завладеть твоим сыном — она также приманка для всякого зла. И пока она остаётся среди нас, всем нам угрожает опасность. Какая именно, я ещё не знаю и, клянусь Владычицей Сито, долго не хотел бы об этом знать. Но я давно говорил, что чужеземцам нет места среди критян… Твоя семья, бедная моя Эрифа, приютила незнакомку, радушно уступила ей место в доме, и вы же первыми пострадаете из-за этого…

— О! — только и произнесла Эрифа и крепче сжала в руках стеклянный сосуд.

— Никто из вас не сумел разглядеть богиню, стоящую на льве, которая, согласно древнему преданию, несёт гибель тем, кто её принимает, — вёл дальше жрец, и его лицо становилось хмурым и замкнутым. — Таков её рок и таков рок признающих её…

— Да разве ж эта девушка богиня? — пролепетала Эрифа, совершенно сбитая с толку странными и пугающими речами Синита.

— О нет, конечно, нет! Но у неё есть знак этой богини…

— Золотая подвеска, — прошептала Эрифа, не то вопрошая, не то утверждая.

В ту же минуту стеклянный сосуд для гаданий выскользнул из её рук и, ударившись о каменные плиты храма, разбился на сотни мелких осколков.

Глава 9. Признание

В то время, как Эрифа молилась в храме Владычицы Сито, или, как её ещё называли, Пасифаи-Деметры, её сын Каданор сидел рядом с Ану-син на крыше самого высокого в критской колонии дома. Отсюда был хорошо виден Сиппар, и, казалось, будто опущенные вниз ноги юноши и девушки окунаются в серые каменные воды города.

Каданор показывал Ану-син великолепные дома в кварталах местной знати, а пониже — тесные кварталы бедноты, с узкими кривыми улочками, мелкими лавочками, множеством кабачков и разного рода притонов. Он показал ей внушительную стену и башни, охранявшие Сиппар, блиставшие под луной громады ступенчатых храмов — зиккуратов, плотный овал всего города, стянутого поясом стен и омываемого реками-близнецами — Великой и Быстрой.

Ану-син и Каданор сидели рядом, касаясь друг друга; они были заворожены и луной, и суровой красотой древнего города, и этой нечаянной близостью друг друга. Блуждая по шершавому покрытию крыши, руки юноши и девушки тянулись всё ближе друг к другу, пока, наконец, их пальцы, встретясь, сначала робко, а потом крепко переплелись. Оба замерли точно в оцепенении.

Казалось, пролетели годы — так глубоко ушли корни этой долгожданной и наконец наступившей близости. У Ану-син перехватило дыхание, сердце забилось гулко и радостно. И хотя Каданор до сих пор не произнёс ни слова любви и не приласкал её, она чувствовала, что безраздельно принадлежит ему, как и он принадлежит ей.

Первым опомнился Каданор. Он крепко и в то же время нежно сжал руку Ану-син и притянул девушку к себе, приблизив к ней своё лицо. Ночной ветерок донёс до него запах её тела и волос, он ощутил на своей щеке её тёплое дыхание. И тогда точно воздух всколыхнулся от урагана охвативших их чувств. Продолжая одной рукой держать руку Ану-син, юноша другой рукой обнял её за плечи и поцеловал: сначала нежно коснулся губами её губ мягче бархата и слаще мёда, затем впился в них со страстью зрелого опытного в любовных делах мужчины. Этот долгий жаркий поцелуй заставил Ану-син задохнуться от полноты нежданно обретённого ею счастья.

Когда Каданор медленно, будто нехотя, отклонился от неё, Ану-син показалось, что он стал ещё красивее. Его синие, чуть раскосые глаза в обрамлении густых чёрных ресниц были подёрнуты дымкой желания, а в их бездонной глубине вспыхивали огоньки. Его губы, сильные и нежные, разомкнулись, обнажая ровные белые зубы.

— Ты нежданая радость моей жизни, — тихие, пронизанные искренним чувством слова Ану-син тронули сердце юноши сильнее, чем самое горячее признание.

Он обнял девушку и привлёк её к себе на грудь. Прикосновение его горячего мускулистого тела, его гладкой кожи обожгло щеку Ану-син. Она подняла на Каданора глаза, и он взглянул в самую их глубину. И снова для него больше никого и ничего не существовало на свете, кроме Ану-син.

— Хочу, чтобы ты была моей! Хочу любить тебя и жить для тебя! — воскликнул Каданор со страстью, от которой по телу Ану-син пробежала сладостная дрожь и волнующее чувство до краёв затопило её сердце.

Она была счастлива, как никогда прежде. Тот, кто покорил её сердце, покорил и её гордыню — ради любимого ею человека Ану-син была готова на всё…

— Я и буду твоей, если только судьба не разлучит нас, — сказала Ану-син и потёрлась щекой о грудь юноши.

Каданор поцеловал её дрогнувшие ресницы и ещё крепче прижал её к себе.

Какое-то время они сидели неподвижно, наслаждаясь своим счастьем. Неожиданно Ану-син сделала резкое движение и отстранилась от Каданора; её щёки вспыхнули, потупленный взор выдал смущение. Заметив это, юноша обернулся и увидел Дамния. По позе и выражению лица отца он понял, что тот стоял и наблюдал за ними уже давно. Поглощённый своими чувствами, Каданор не видел, как появился отец, тогда как Ану-син, повинуясь своему особому чутью, ощутила присутствие постороннего, третьего, человека.

Дамний стоял молча, сжав губы. Меж его густых бровей залегла суровая складка.

Волшебство уединения было нарушено: эту перемену ощутили все — и Ану-син, и Каданор, и, конечно, сам Дамний.

Юноша взглянул на Ану-син и хотел было что-то сказать, но Дамний заговорил первым, опередив сына:

— Мне говорили о ваших встречах… Я был не против вашей дружбы. Однако сейчас я понял, что между вами возникло нечто большее, и хочу сказать, что это никому не принесёт счастья.

— Отец! — воскликнул поражённый его приговором Каданор.

Дамний нетерпеливо вскинул руку, как бы призывая сына замолчать.

— Не перебивай меня, но выслушай. Я не возражаю против того, чтобы Ану-син пожила у нас ещё немного, я даже успел полюбить её как родную дочь… Но едва ли я смог бы принять её как твою избранницу, твою законную жену — и не только я один. Ану-син не нашего круга. Она чужая кровь, она дочь иного народа, который поклоняется иным богам, который живёт по своим законам, который следует своим, отличным от наших, традициям… А тебе, сын мой, не хуже меня известно, что критяне вот уже несколько столетий не допускают чужеземцев в свой маленький, но сплочённый памятью о нашем прошлом круг.

— Ану-син станет одной из нас, как только боги освятят наш союз! — с пылом возразил Каданор.