Книга Ермак. Отряд - Игорь Валериев

– Титулярный советник Павел Васильевич Бутягин – заведующий бактериологической лабораторией и станцией по выпуску противодифтерийной сыворотки при Томском университете. Вместе со своей женой Марией Петровной они создали отличное лекарство – пенициллин. Можно сказать, панацею от многих заболеваний. Положительный эффект многократно доказан. Я с собой привёз несколько доз для лечения пяти-шести человек.

– Почему он высказался о возможном отравлении? – перебил меня Николай.

– Будучи на приёме у генерала Беневского, получили от него информацию, что в бюллетенях о состоянии здоровья их императорских величеств и высочеств не упоминается о розеолах – бледно-розовых элементах сыпи, обязательной при брюшном тифе. Плюс к этому Павел Васильевич был сильно удивлён, что вы и ваша супруга лично ухаживаете за родителями, братом и сестрой, что ни в коем случае нельзя было делать при этой инфекционной и заразной болезни. – Я сглотнул слюну и продолжил: – Я на основании слов доктора предположил, что возможно отравление, и попросил Бутягина назвать яд, который может дать похожие симптомы. Первое, что предложил Павел Васильевич, – мышьяк.

– Король ядов, – грустно усмехнулся новый император. – Извините, Тимофей Васильевич, что перебил. Продолжайте.

– Да особо и продолжать нечего. Павел Васильевич, правда, уточнил, что при отравлении мышьяком симптомы больше похожи на заболевание холерой, но и при брюшном тифе много совпадений. Проба же Марша позволит убедиться в том, есть ли отравление этим веществом или нет. После этого мы с Аркадием Семёновичем решили отправить на ваше имя срочную депешу.

– Ещё раз спасибо. Но к тому моменту, как пришла ваша телеграмма, пробу Марша профессор Попов уже давно провёл. Но – по порядку. Я всё-таки один из главных свидетелей в этом деле, только вот что-то ни один из следователей ко мне пока не подошёл, – на лице императора застыла вымученная улыбка. – Раз уж назначил вас главой расследования, давайте вам про всё и расскажу, как я это вижу.

Николай замолчал, будто собираясь с силами. В его расширенных зрачках плескалась боль.

– Думаю, отравление семьи произошло девятого сентября. В этот день Лена захотела прокатиться вдоль побережья, – начал император. – Вы даже не представляете, Тимофей Васильевич, на какие капризы способна женщина, находящаяся на седьмом месяце беременности. Даже мой папа́ в таких случаях пасовал перед своей любимой снохой. Вот и здесь за полчаса до общего обеда я с Леной и детьми отправились на яхту. Вернулись во дворец ближе к обеду десятого и узнали от старика Гирша, что у родителей, Георгия и Ольги повышенная температура, общая слабость, тошнота и чувство разбитости. Мама́ и папа́ жаловались на бессонницу в прошедшую ночь. У всех четверых не было аппетита. Густав Иванович поставил им предварительный диагноз «инфлюэнца без осложнений», а мне, Елене и детям запретил с ними общаться.

Я смотрел на Николая, который говорил монотонно, будто бы читал лекцию, но было видно, как он с трудом сдерживает бурлящие в душе эмоции.

– Часам к четырём пополудни из Дюльбера, – продолжал между тем император, – приехал вызванный Гиршем личный врач великого князя Петра Николаевича профессор Тихонов. После осмотра августейших больных Тихонов тоже склонился к мысли, что у них грипп. Однако поздним вечером того же дня после ухудшения состояния у всех больных Сергей Петрович склонился к мысли, что у них – брюшной тиф. Он же посоветовал срочно из столицы вызвать профессора Военно-медицинской академии Попова Льва Васильевича – большого специалиста по брюшному тифу, а также профессора Боткина Сергея Сергеевича, которого вы рекомендовали в своей телеграмме. Четырнадцатого сентября они оба прибыли на царском поезде в Севастополь, а потом в Ливадию.

Николай сделал паузу, во время которой сжал лежащие на столе кулаки так, что побелели костяшки, а на скулах заходили желваки. Однако продолжил рассказ спокойным и размеренным голосом.

– Осмотрев больных, и Попов, и Боткин пришли к выводу, что это не брюшной тиф или холера, а вернее всего, отравление. Так как с собой они привезли, можно сказать, целую лабораторию и большое количество сотрудников-медиков, у всех больных были взяты анализы и проведены их исследования. Почти через сутки исследований и наблюдения больных консилиум профессоров выдал свой приговор – отравление каким-то неизвестным ядом, вернее всего, растительного происхождения. Позже установили, что данное вещество проникает внутрь клеток и там блокирует процессы, благодаря которым клетки получают необходимые белки. Без этих белков клетки начинают умирать. В конце концов этот процесс распространяется на весь организм, после чего наступает смерть пострадавшего. Вот такие дела, Тимофей Васильевич. – Император тяжело вздохнул, а потом буквально прорычал: – Если бы ты знал, Тимофей, как тяжело смотреть на то, как умирают твои близкие, а ты не можешь им помочь.

Я смотрел Николаю в глаза и не знал, что сказать. Да, и в той, и в этой жизни я терял дорогих для меня людей, но их смерть, как правило, была быстрой и лёгкой. А вот видеть, как твои родители, брат и сестра умирают в мучениях, а ты не можешь их спасти – такого не пожелал бы и врагу.

Государь между тем пару раз глубоко вздохнул и продолжил:

– Первым ушёл Георгий – семнадцатого числа, за ним через восемь дней мама́, и двадцать девятого не стало папа́. Ольга пока жива, но врачи разводят руками. Поскольку противоядия у них нет, то они применяют интенсивную терапию, направленную на поддержание её общего состояния и на сведение к минимуму последствий отравления. Делают всё то, что для родителей и брата: внутривенное вливание поддерживающих жидкостей, вводят лекарства для контроля мышечных спазмов и низкого кровяного давления. Но по последнему докладу сегодня – не больше недели Ольге осталось. Почки практически отказали.

Тут Николай не выдержал, встал из-за стола и отошёл к окну. Я мог наблюдать только, как затряслись его плечи. Подумав, что неудобно сидеть, когда государь и император Всероссийский стоит, поднялся из-за стола и застыл изваянием. Минуты через три Николай успокоился и развернулся ко мне лицом. Глаза у него были красными и с большими набухшими мешками под ними.

– Садись, Тимофей. Давай без чинов. Всё-таки ты мне три раза жизнь спасал, – император тяжело опустился в кресло. – Если честно, я сейчас есть боюсь. Каждый раз что-то жуя, думаю, что и меня отравили.

«Млять, вот это ж!.. Тут психиатр, по-моему, уже нужен. Я не врач, но это явный психоз!» – пронеслось у меня в голове.

– И Лена боится и за себя, и за детей. Поэтому найди, кто это сделал, и побыстрее найди, – повысив голос, произнёс Николай.

– Ваше императорское величество…

– Тимофей! Без чинов! – прервал меня император.

– Николай Александрович, а какой яд был, на настоящий момент выяснили?

– Спорят до сих пор клистирные трубки, – раздражённо произнёс император. – У Ширинкина все их доклады имеются. Меня больше всех Боткин убедил. По его мнению, это был практически неизвестный у нас абрин – фитотоксин, содержащийся в семенах каких-то бобовых, произрастающих в Индии».