Книга Любовь на капоте - Лёка Лактысева

Ну и ладно. Хочет помолчать вместе – будем молчать.

Надо признать, за вчера и сегодня Александр, Саша, высказал мне так много, что, наверное, и сам удивлялся собственной откровенности. При мысли о том, как непросто было ему решиться на такой шаг, мне захотелось обнять мужчину, и я тоже обхватила его за талию. Он судорожно вздохнул и вновь затих, только его напряженная рука продолжала меня удерживать, тесно – не пошевелиться.

Пока стояли, глядя на отсвечивающую ночными огоньками водную гладь, мимо нас проплыла небольшая яхта. Проследив за ней взглядом, увидели спуск к воде и пришвартованный к берегу речной трамвайчик, на палубе которого стояли столики с диванчиками.

– Там, похоже, кафе? – озвучил мою догадку мужчина. – Хочешь, пойдем, посидим?

– Хочу, – мне и правда понравилась эта идея: расходиться по домам было рано, а стоять и дальше у парапета – неуютно.

Взяв за руку, Казанцев повел меня к трамвайчику.

Взошли на палубу, выбрали свободный столик. Стол был круглый, а установленный рядом мягкий диванчик – полукруглый. Казанцев усадил меня так, чтобы я по-прежнему прижималась к его боку. На спинке дивана я обнаружила два пледа. В один закуталась сама, спасаясь от ночной прохлады и речной сырости. Другой немного расправила и положила на колени Александру Аркадьевичу, чтобы защитить его больную ногу.

– Спасибо, Поля, – он пожал и тут же отпустил мою руку, потянулся к меню. – Давай что-нибудь закажем. Выпьешь вина?

– Да, можно. – Я выбрала белое полусухое «Шардоне», а к нему – плитку молочного шоколада.

Казанцев предпочел коньяк с лимоном и соленые фисташки.

Официант быстро принес наш заказ, наполнил бокалы и бесшумной тенью растворился в сумерках. Мы снова остались вдвоем. Александр Аркадьевич не стал придумывать тосты, предлагать выпить за нас, за вечер или за мои прекрасные глаза, чем сильно меня порадовал: я терпеть не могла все эти ужимки товарищей, мечтающих склеить «девочку на ночь».

– Как считаешь, Полина, ты – романтичная натура? – вместо этого спросил он.

Я растерялась: трудно оценивать в самой себе такие качества.

– Наверное… временами… – произнесла неуверенно. – Иногда я могу себе позволить помечтать, повосхищаться красивой ночью, полюбоваться звездным небом. Но в отношении людей заблуждаться не имею права: в моей работе это может быть опасным и для самого человека, и для окружающих.

– Хм… а знаешь, в этом мы с тобой даже похожи. Мне тоже нельзя было обольщаться по поводу тех, с кем я знакомился по работе. Только, боюсь, со временем это переросло в подозрительность и привычку ждать от людей худшего.

Мне вдруг стало любопытно:

– Каковы были самые страшные подозрения на мой счет? – покосилась я на инструктора.

Тот дернул щекой, нахмурился, замялся. Ого! Неужто каких-то ужасов себе надумал? Вот теперь я точно хочу это знать!

– Ну же, признавайтесь, Александр Аркадьевич!

– Да ничего такого… – попытался съехать с темы Казанцев, но я продолжала сверлить его вопросительным взглядом, и он понял: без боя я не отступлюсь. – В общем, сначала я решил, что ты, как и многие современные девушки, охотница на богатых папиков.

– А, да, помню, об этом ты уже упоминал, – развеселилась я. – Было что-то еще?

Казанцев закрыл лицо ладонями и, через силу выдавливая из себя слова, признался:

– Когда ты во второй раз не явилась на занятия, и одновременно в выпуске новостей рассказали о трагедии в лагере «Парашютик», я вспомнил, что в день, когда ты впервые пропустила занятие, произошел взрыв на заводе искусственных волокон…

– И?.. – вновь подтолкнула я замолчавшего мужчину.

– И на пару мгновений… в качестве бреда… но я допустил мысль, что эти два происшествия могут быть связаны, а ты как-то поспособствовала тому, чтобы все это случилось.

Похоже, если бы Казанцев умел краснеть, то сейчас цветом лица сравнялся бы с перезрелым помидором.

– То есть ты принял меня за террористку? – я прыснула в кулак, не в силах сдержать рвущийся из меня смех. – Блин блинский! Вот хохма! Своим расскажу – не поверят! Начнут обзывать Кумой – террористкой…

– Хватит смеяться, – нахмурился Казанцев, поворачиваясь ко мне. Вид у него был такой пристыженный и смущенный, что я вновь захихикала, стараясь не хохотать в голос.

– Полина, прекрати веселиться за мой счет. Ну да, понимаю, заслужил, но прошу: остановись!

– Не могу-у-у! – пропищала я, захлебываясь смехом.

– Арррр! – слов у Александра Аркадьевича, похоже больше не нашлось, и он пустил в ход другой аргумент: схватил меня за плечи, притянул к себе и впился в мои растянутые в сумасшедшей улыбке губы злым поцелуем.

– Ик! – мне стало не до смеха. – Заткнул рот, да?

– Да! – рявкнул мужчина и продолжил целовать меня – взасос, почти грубо.

Правда, постепенно его прикосновения становились все более нежными и одновременно – чувственными и страстными. Он уже не наказывал меня – ласкал, соблазнял, дарил почти незнакомое удовольствие: целоваться мой инструктор умел, как никто другой!

Удивительное дело: я, работая с толпой молодых, высоких, красивых парней, испытывала к ним исключительно дружеские чувства, будто все они – мои братья, но не более. А вот Александр Аркадьевич, при всех его особенностях внешности и характера, заставил меня вспомнить о том, что я – женщина.

Нега разлилась по моему телу, в животе щекотно замахали крылышками те самые глупые бабочки. От прикосновения грубой мужской ладони к шее внезапно затвердели соски – я поняла это по приятному покалыванию в них.

Ослабевшими руками я цеплялась за сильные плечи своего инструктора, и сама тянулась к нему за новыми поцелуями: мне хотелось продлить эти приятные мгновения как можно больше. Будь мы с Казанцевым не на открытой палубе речного трамвайчика, а где-нибудь наедине – возможно, я наплевала бы на все и позволила мужчине зайти намного дальше. Но мы находились в людном месте, а потому пришлось ограничиться лишь поцелуями.

Когда, наконец, мы оторвались друг от друга – вид у нас обоих был...ну, понятно какой: шальные глаза, красные искусанные губы, взъерошенные прически и сбитое дыхание. Я потянулась к бокалу с вином. Казанцев последовал моему примеру и плеснул себе коньяка из графинчика. Мы молча пригубили спиртное.

Александр Аркадьевич пожевал лимонную дольку, потом, не спрашивая разрешения, потянулся к моей шоколадке. Можно было, конечно, подколоть его по этому поводу: мне понравилось смущать своего наставника, но я разомлела, разленилась и просто с улыбкой следила за его действиями.

– У тебя сейчас такая мечтательная улыбка, – оглянулся на меня Казанцев.

– Угу, – согласилась я. По телу разлилось приятное тепло – то ли от вина, то ли от жаркого поцелуя.