Книга Пограничник - Александр Лаврентьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, что ж, сержант, — произнес он тихим шипящим голосом, — вот мы и встретились. Жаль, что ты не остался там, в шахтах «КучугуйЛага». Видно, хорошо заботится о тебе Кто-то, раз выбрался ты тогда на свет. Меня постоянно занимает эта странная перемена в людях. Жили-жили, и — раз! — все, что делали раньше, — не в счет! Гениально…
Иван пожал плечами.
— А ты вроде бы как не веришь, что человек может измениться? Хотя кто-кто, а ты-то знаешь, что это правда.
В ответ майор пожал плечами.
— Мне все равно, — резко ответил он, — но меня удивляет то, что в это веришь ты. Жил да был солдат. Убивал каждый день людей без счета. Меня вот даже как-то раз убил. И не только меня, — вспомнив о ком-то, майор скрипнул зубами. — И ладно бы защищал детей и женщин, но — нет! Он защищал финансовую империю под названием Евразийские Штаты — эту искусственную опухоль, возникшую на теле планеты после падения Европейского халифата… Защищал так называемую демократию. И вот он оказывается совсем в другом стане… Перекрасился… О! Сколько я видел таких перекрашенных. В каждом веке — свои Савлы…
Но Иван оставался спокойным.
— Ну во-первых, я никого не предавал, ибо империи пришел конец. Она рухнула, как колосс на глиняных ногах. А во-вторых, разве является предательством обретение истины? Или для тебя истина ничего не значит? Хотя о чем это я?.. Ты менял истину всю свою жизнь! — Иван пододвинул к себе ногой стул для посетителей, сел на него, держа Хурмагу под прицелом.
— Вернее сказать, хотел бы изменить. Не получилось… — поправился Иван.
— Не получилось? И кто это говорит? Тварь, застрявшая между двумя мирами, от которой даже Творец отказался? Всеми забытая, всеми покинутая? На что ты надеешься, человечишко? На свое оружие? Оно не защитит тебя. На свои мускулы? Но это смешно… На Него? — в тихом голосе Хурмаги прозвучала ирония, смешанная с ненавистью. — Но Он опять далеко, а впереди у каждого из вас всегда только неизвестность. И еще болезни, отчаяние и смерть. Как там? «Положено человекам однажды умереть»? И что там, за смертью, ты не знаешь… Может, небытие? О! Иногда о небытии мечтают, уж поверь мне. Но если там нечто такое, о чем лучше вообще не знать, если там в тысячу, в миллион раз хуже, чем здесь, что тогда? Вдруг Он не сильно милостив, не очень всеведущ и не слишком сильно любит свое творение, м-м, продукт, так сказать? Вдруг у Создателя вселенной и без вас есть чем заняться? Ты не думал об этом, когда давал обет? Или твою бдительность усыпили льстивые речи Евлампия, который просидел всю жизнь под землей, как крот? Который и в жизни-то слабо что понимает, потому как не видел ничего, кроме своих блажных конви.
— Ты прав, я, конечно, не знаю, как оно там будет, и Бога не встречал, и не в курсе Его намерений, — ответил Иван. — И может, отец Евлампий, в самом деле, мало где побывал, хотя считаю, что видел он достаточно. В любом случае, он умнее и честнее меня. А я-то мир повидал и с хороших, и с плохих сторон. И еще я видел тебя и видел, что ты делал. И этого мне хватило, чтобы сделать свой выбор. По плодам дел их узнаете их — кажется, так сказано в Писании?
— A-а! Ты успел изучить писание? Когда, интересно?
— Да почитал тут на досуге… — ответил Иван, глядя Хурмаге в разноцветные глаза.
Смотреть было тяжело. Всегда тяжело смотреть в глаза смерти, но по-другому он не умел. Не по своей воле он сюда пришел, и уйдет ли отсюда, неизвестно. Но одно Иван знал совершенно точно. Сегодня не день для страха и малодушия. Для боя — да, для смерти — наверняка. Но не для предательства. Он, может быть, мог бы изменить себе или воинской присяге, но предать людей, ставших в одночасье ему близкими и родными, предать Марию, отца Евлампия и Дикороса он не мог. И пусть их немного осталось на темной и безвидной Земле — неважно. Дело не в количестве. Он должен или победить, или сгинуть. Потому что Иван не собирался ни унижаться перед Хурмагой, ни преклоняться перед ним. И если жить ему оставалось немного, — тем более если жить ему оставалось немного! — нарушать данные обеты он не собирался. Наверное, просто не мог.
— К делу! — внезапно охрипшим голосом произнес Иван. — Ты забрал у меня девушку. Без нее я не уйду.
— Ты вообще отсюда не уйдешь, ни с ней, ни без нее, — заметил Хурмага, и на бледных почти человеческих губах его мелькнула ироничная улыбка. — Если тебя это утешит…
— Может быть, — пожал плечами Иван. — Но смерть — не самое страшное, что может случиться с человеком.
— А что же самое страшное? — внезапно заинтересовался майор, слегка подавшись вперед, к Ивану.
— Хочешь знать, майор, чего я боюсь? — улыбнулся Иван и сам на какое-то время задумался. — Наверное, теперь я боюсь одного — остаться без Бога. Это действительно страшно.
В повисшей тишине отчетливо клацнули зубы майора. Он поднялся с кресла и как-то странно вытянулся, оказавшись раза в два выше Ивана, а его черный плащ вдруг начал светлеть прямо на глазах, сливаясь с телом и превращаясь в чешуйчатую плотную кожу твари.
— Нет, сержант, — слова, с шипением вырывающиеся из глотки твари, все менее походили на человеческую речь. — Страх властвует над всеми нами — и людьми, и… Ты просто не знаеш-ш-шь… Тварь перегнулась через стол и заглянула Ивану в лицо. Тот не отвел взгляда и на какую-то долю секунды едва не потерял себя в змеиных глазах Хурмаги. Иван увидел, прочел, ощутил тот самый древний ужас, который владеет каждой тварью после падения… А тварь шипела, и ее слова проникали Ивану прямо в мозг.
— Страх охватывает каждую клеточку твоего тела, он парализует душу, он лишает разума и сковывает волю, он дает власть…
Хурмага облизнул губы темно-синим раздвоенным языком и усмехнулся.
— На самом деле ты боишься, я знаю, я чую! Ты боишься, потому что тебе есть кого терять. Я могу пощадить твою плоть, но сжечь твою душу, терзая на твоих глазах твою женщину. И ты будешь бессильно мучиться, умолять меня о пощаде и предлагать в обмен на нее и свое тело, и свою душу… Ты так беспечен, Иван! У тебя такие короткие мысли! Ты потерял единственное оружие, которым ты мог убить меня. И честно скажу, мне такое положение вещей нравится.
Иван молча смотрел в лицо твари. Надо еще потянуть время, чтобы сообразить, как действовать.
Тварь откинулась назад и расхохоталась. Из-за ее спины высвободились и распрямились два огромных крыла. Они были столь велики, что заняли почти всю комнату. То, что еще хоть как-то сходило за лицо майора, на глазах Ивана вытягивалось, сплющивалось, деформировалось, превращаясь в отвратительную морду. Руки удлинились, истончившись, сквозь серую мертвенную кожу проступили похожие на канаты мускулы, переплетенные черными нитями жил. Пальцы растянулись в суставах, ногти выросли и загнулись внутрь.
Через мгновение превращение закончилось, и на Ивана смотрело то самое чудовище, которое он впервые увидел в ночном небе над зимней тундрой под «КучугуйЛагом». Комната сразу как-то сузилась, словно сомкнулись вокруг Ивана голые, покрытые инеем стены. Внезапно Иван почувствовал, что ему нечем дышать. Он встал, отодвинул ногой стул, вскинул винтовку, взяв Хурмагу на прицел.