Книга Экспонат руками не трогать - Мария Очаковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все так же.
– Может, у него того… – предположила подруга, – ну, типа с потенцией не все в порядке… а то прямо как в кино: «Мимино, что она хочэт? Ничэго не хочэт – танцуэт просто».
– Слушать вас противно, какие все стали распущенные… – став свидетельницей разговора подруг, укоризненно заметила Таисия Федоровна. – Он что, после первого свидания сразу в койку должен ее тащить?
– После третьего, – с невозмутимым видом поправила ее Маша.
– Не надо торопить события, девочки! Не знаю, как сейчас, но в наше время встречались просто застенчивые люди.
Свидание перед отъездом в Одессу внесло некоторую ясность, даже несмотря на то, что востоковед изъяснялся туманно. Вернувшись домой, Катя сразу перезвонила подруге с отчетом:
– …одним словом, он предложил мне вместе съездить в Иран.
– Это еще зачем? Там же кошмар!
– Кир говорит, что совсем наоборот. Все комфортно, радушно, есть что посмотреть. А вообще-то мне больше всего понравились стихи. Прозвучало очень возвышенно.
– То есть?
– Я его спросила, как продвигается расследование, он мне сказал, что все застопорилось. Тогда я посочувствовала, мол, фамильная коллекция тю-тю, а он ответил, что не особенно расстраивается, и прочел стихи. Вот, послушай:
В одно окно смотрели двое:
Один увидел – дождь и грязь.
Другой – листвы зеленой вязь,
Весну и небо голубое!
…В одно окно смотрели двое…
– Это что значит?
– Какая ты, Машка, приземленная! Это значит, что он встретил меня!
Меняем реки, страны, города…
Иные двери, новые года…
Но никуда нам от себя не деться,
А если деться – только в никуда.
Омар Хайям, персидский поэт, XI–XII вв.
На Киевский вокзал Насоновых отвезла Маша. Как выяснилось, на поезде оба не ездили сто лет. У вагона СВ фирменного поезда «Крым» на перроне стояла румяная, высокая, как гренадер, проводница и проверяла билеты:
– Граждане отъезжающие, проходим на места, отправление поезда через пятнадцать минут… провожающих просьба не задерживаться, – говорила она немногочисленным пассажирам, по-малоросски гэкая.
Насоновы поднялись в вагон. Там было чисто, опрятно – ковровая дорожка, болоснежные, в пол-окна занавесочки, на столике в купе – минералка. Пахло дешевым освежителем воздуха. Оставив вещи, мать и сын приклеились к окну. На перроне среди снующих людей стояла Машка и театрально махала платком. Потом, видно, ей это надоело, она ткнула пальцем в циферблат часов и умчалась по своим делам.
Через несколько минут поезд тронулся. Мерно застучали колеса. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Вокзал, нагруженные пассажиры, перрон поплыли назад. Боже мой, как в детстве, давно забытые ощущения, когда Катя вместе с родителями ездила летом в Крым. По коридору вихрем пронеслась проводница, «Граждане пассажиры, готовим билетики». Захлопали двери купе. Вскоре появилась официантка из вагона-ресторана, хрестоматийная, в мини-юбке, с кружевной наколкой в канареечно-желтых буклях: «овощной салатик, соляночка, бефстроганов, рыбка». Севка, с неподдельным интересом обследовавший купе, высунул голову в коридор.
– Водички, коньячку? – скороговоркой спросила его официантка.
– Нет, пока кипяточку с заварочкой и сахарком, – парировал Сева.
– За чаем к проводнице, – разочарованно через плечо бросила официантка и поспешила дальше.
– Эх жаль, верхней полки нет. Так хотелось поспать на втором ярусе. Слушай, ма, а что мы так редко на поезде ездим? Тут прикольно.
– До Майорки поездом не доедешь.
– А в вагон-ресторан пойдем? – не успел он спросить, как в куртке ожил его мобильный. Звонила бабушка:
– Севочка, ты смотри, не ешь ничего в поезде в ресторане! А то я вас знаю, наедитесь и сляжете с поносом.
Услышав бабушкины ЦУ, Катя хитро подмигнула сыну.
За окном потянулись бетонные заборы, сплошь исписанные и покрытые граффити: «Кони – мусор», «Спартак – чемпион», «Голосуй за ЛДПР», за ними унылые гаражи и не менее унылые московские новостройки. Поезд прибавил скорость. Тук-тук-тук, тук-тук-тук.
– Эх, сразу есть захотелось, – глядя в окно, мечтательно произнес Сева.
– Ну, ты даешь! Еще часа не проехали! Хотя бабушка нам кое-что с собой навертела. Достать?
– Бабушкино неинтересно. – Сын вытащил из сумки объемистый русско-украинский словарь, который специально купил для поездки.
– Зато безопасно. Скажи, Сев, зачем было брать такую тяжесть?
– Очень поучительно, и потом мы ведь должны там как-то общаться.
– В Одессе все прекрасно говорят по-русски.
– Это раньше, а теперь… вот ты, знаешь, например, как будет по-украински «сыщик»?
– Ну и?
– Нышпорка. А ледокол – крыголом.
– Очень поучительно.
В купе зашла проводница, села на полку и разложила на коленях плоскую кожаную сумку с кармашками.
– Билеты приготовили? До Одессы следуем?
Катя кивнула и протянула ей билеты.
– Есть чай, кофе, печенье – обращайтеся.
– А почему вы говорите «билет»? – перебил ее Сева. – Ведь по-украински это будет «квиток».
Проводница улыбнулась:
– Дак, чтоб понятней было. Не все ж такие, как ты. – И, посмотрев на Катю, спросила: – Какой шустрый, он вам кто – брат или сын?
– Сын.
– А что народу у вас так немного? – продолжил разговор Севка.
Проводница сложила сумку и встала:
– Откуда ж ему взяться? Чай не лето. Кроме вас вон всего пятеро. Вы, если чего надо – обращайтеся.
– А стоянка первая когда?
– Большая – в Брянск-Орловском, тридцать минут.
– Спасибо. Будем знать. Можно у вас чайку? Как это правильно – ласково просим?
– Да зараз.
После горячего чая с домашними бутербродами, да еще под стук колес Катю потянуло ко сну. Прикрыв от яркого света лицо журналом, она с удовольствием вытянулась на купейном диванчике. «Надо бы еще не забыть речь продумать, а то выйду на сцену, и ни бэ ни мэ». Севке на месте, наоборот, не сиделось. Он то выходил в коридор общаться с проводницей, которую, разумеется, звали Оксана, то возвращался и принимался снова что-то жевать, то с хохотом штудировал украинскую лексику.
Тук-тук-тук, тук-тук-тук. Поезд набрал скорость.
Сын разбудил Катю в Брянск-Орловском.
– Ма, ну чего ты все дрыхнешь? Какая ты скучная! Давай хоть на воздух выйдем, постоим.
