Книга Сладкие разборки - Светлана Алешина

— Только бы выдержала проклятая решетка! Только бы не обломилась! Только бы Костя не упал оттуда, — шепчу я как заклинание, как молитву.

И решетка выдержала. И вот Костя уже на крыше — с грохотом прогибается под тяжестью его тела оцинкованная жесть. Я снова, вся содрогаясь, жду, что вот-вот из окрестных домов повыскакивают люди. Но нет, все спокойно, все спят. Снизу, из окон «Волги», хорошо видно, как Костя раскрыл рюкзак, как достал оттуда брикеты дымовых шашек и фейерверки, как загорелся огонек спички. Он поджигал один за другим бикфордовы шнуры фейерверков и в последнюю очередь дымовые шашки. Белый, хорошо видный на фоне темного неба, тут же повалил клубами дым.

А Костя уже спускался по узловатой веревке вниз. Вот он на земле, вот дергает свисающую с крыши веревку, и кошка, отцепившись от решетки, звездочкой падает вниз, Костя подбирает ее. Вот он перемахнул через забор, вот бежит к нашей «Волге», открывает дверцу, вваливается внутрь, на переднее сиденье, и швыряет себе под ноги кошку, веревку и пустой рюкзак. Обернувшись к нам решительным, торопливым движением, спрашивает:

— Ну что, вы уже вызвали пожарных?

И мы, смущенно переглянувшись, засмеялись — самое главное чуть не забыли! И я в благодарность пожимаю Косте его огромную мужественную руку.

Пожарных вызвал Пацевич по своему мобильному. Сказал, что из особняка валят клубы дыма, нет, он не местный, адреса не знает, а сюда на машине приехал. Находится он на Пятой Дачной, за ДК «Мир», ближе к лесу. Особняк трехэтажный, тот, что самый крутой.

Потом мы ждем. Опустив стекло, вслушиваемся в ночную тишину города, не раздастся ли где-нибудь вой сирен пожарных машин. Наше разочарование огромно — сирены не слышны. В пустынном, спящем ночном городе они не нужны. Мы слышим только приближающийся рев моторов нескольких грузовиков, потом видим в отдалении огни синих мигалок. И вот пожарные машины, ослепляя светом фар и надрывно завывая моторами, показываются в узком проулке, ведущем к особняку Чубатого.

— Ну, мне пора, — говорит Пацевич, выбираясь из машины и выходя пожарным навстречу. Его сутулая фигура в черном длиннополом пальто выглядит солидно, такой на шутника и телефонного террориста не похож.

Передняя машина — а всего их примчалось три — останавливается около Пацевича, и тот рукой показывает на валящие из особняка клубы дыма — они хорошо видны на фоне черного звездного неба. Пожарные тут же выскакивают из машин, начинают звонить в калитку. Потом колотить в нее, трясти оглушительно грохочущую стальную решетку ворот. Свет в комнате привратника загорается не сразу — не без внутреннего злорадства я отмечаю: Костя Шилов так чисто все сделал, что Бородавка до последнего спал сном младенца и только грохот железной двери разбудил его.

В пижаме, в накинутом поверх нее полушубке он вышел наконец из особняка, протопал к воротам. Вид у него заспанный, растерянный, ничего не соображающий. Сидя внутри «Волги», слышим, как он объясняет пожарному:

— Нет! Нет у нас никакого пожара! Уезжайте!

— Да ты глаза разуй, парень! — нетерпеливо восклицает тот, указывая наверх. Бородавка смотрит туда и, хотя, стоя у самой стены, крышу видит плохо, замечает вьющиеся над ней клубы белого дыма.

Я нетерпеливо гляжу на часы: пятнадцать минут прошло с тех пор, как Костя поджег фейерверки — где же они? «А вдруг попались с дефектом и не сработают?» возникает в голове у меня, я чувствую, что меня всю начинает трясти от нервного возбуждения, и я шепчу как заклинание: «Ну где же, где эти фейерверки?»

А внизу, у ворот особняка, Бородавка продолжает препираться с пожарными.

— Давай, парень, не дури, открой нам! Посмотреть надо, что горит…

— Нельзя! Не могу! Не имею права открыть!

— Да почему? Ты что, дебильный, что ли? Бородавка открывает было рот, чтобы ответить, но не успевает сказать и слова. На крыше особняка раздается страшный треск, ослепительное пламя вспыхивает там, точно взрывается канистра с бензином. И из этого пламени вдруг начинают вылетать одна за другой разноцветные ракеты, синие, красные, желтые, зеленые… Одни разлетаются в разные стороны, другие взмывают вверх, подобно снопу ослепительного света, и взрываются там, рассыпаясь мириадами искр. Третьи взлетают подобно комете, оставляя за собой светящийся хвост, закручивая в черном ночном небе фантастические фигуры, круги, змейки, спирали. Вся округа вдруг озаряется вспыхивающим разноцветьем, которое отражается на окружающих предметах. На мгновение кажется, что начался какой-то ослепительно прекрасный праздник, в восторге я начинаю хохотать, чувствуя, что не в силах более сдерживаться. Гурьев трясет меня за плечо, пытается напомнить, что теперь наступает самый ответственный момент и не время предаваться эмоциям.

Едва раздается первый взрыв, пожарные бесцеремонно отпихивают Бородавку в сторону и, открыв калитку, врываются в дом. А привратник стоит как громом пораженный, глядя туда, где рвется, горит, играет разноцветными огнями фейерверк. И вид у него при этом отчаянно глупый и беспомощный.

— Теперь пора! — восклицает Костя Шилов, и мы все трое выскакиваем из машины.

Один из пожарных останавливает было нас:

— Стойте. Вы куда?

— Спокойно, пресса! — кричит в страшном грохоте Валерий Гурьев, и я вторю ему:

— Пропустите нас, мы с телевидения! Пожарный смотрит изумленно и непонимающе.

А уж как изумленно и непонимающе смотрит на нас Бородавка, когда мы все трое возникаем перед ним из всеобщей суеты и толкотни. Он в ужасе таращит глаза, полагая, наверное, что мы призраки с того света, возникшие перед ним нежданно-негаданно, чтобы покарать его за его злодейства. Не церемонясь, Шилов хватает Бородавку за горло.

— Где Володя? — кричит он в ярости Бородавке прямо в лицо. — Где Лебедев?

Тот в ужасе таращит глаза, но молчит. И тогда Костя, прислонив его спиной к широкому кирпичному столбу ворот, наносит ему страшный удар кулаком в живот. Бородавка сгибается пополам. Но Костя безжалостно распрямляет его, железными пальцами сдавливает горло, кричит что есть мочи ему в лицо:

— Где Лебедев? Где, говори!

Я в ужасе от Костиной жестокости. Пожарные, стоящие рядом, хотят вмешаться, но Пацевич с Гурьевым останавливают их, объясняя, что так надо.

Я не слышу в адском шуме рвущегося фейерверка, но читаю по губам Бородавки, когда тот наконец произносит:

— Там, в подвале, — и кивает в сторону особняка.

Тогда Костя Шилов буквально берет привратника за шиворот и тащит к особняку. Бородавка выше на полголовы Кости, но его медвежье тело, обмякшее, словно без костей, безропотно подчиняется. Мы устремляемся следом, попадаем внутрь особняка. И хотя я нахожусь в совершеннейшем шоке от происходящего, успеваю заметить роскошь внутреннего убранства и вдруг понимаю, почему Чубатый — «новый русский», а Наташа и Игорь Гореловы — только средний класс… По бетонным, выстланным резиновым ковриком ступенькам спускаемся вниз. Влажный воздух подвала греет нам нос — воздух, пропитанный ароматом дорогой косметики, шампуня и мыла. Тут у Чубатого, оказывается, бассейн и сауна. Кругом все выложено сиреневого цвета кафелем, а на полу резиновые маты, мягко проминающиеся под ногами.