Книга Ради тебя одной - Иосиф Гольман

Кое-что выстрелило и фактически. Разволновавшийся за друга Кунгуренко прислал ему помощника, некрупного, можно сказать, даже мелкого, но плотно сбитого парня. Дима – так звали старлея – объяснил, что он здесь неофициально, хотя и вооружен. После чего потребовал постановки задачи.

Ефим сформулировал четко: до 12.00 – охранять его от всяческих нежелательных контактов, кроме одного. О желательном контакте Береславский предупредит Диму поднятой кверху правой рукой. После 12.00 Дима должен был удалиться. Ефим не стал ему объяснять, но после 12.00 Береславский собирался сделать все, чтобы посланники неведомого, но ужасного Прохорова смогли его захватить.

Магическая цифра «12» появилась просто: дело в том, что в 11.00 у него была назначена встреча с Велегуровым, позвонившим наконец по секретному телефону. Кусково с его огромными, отлично просматриваемыми просторами и возможностью ухода через лес было отличным выбором для конспиративной встречи.

Чтобы его не засекли прямо от дома, Ефим провел ночь в гостинице. Устроиться оказалось легче легкого: зазывалы сами приглашали всех около выхода из метро. Паспорт не требовался. Машину Ефим оставил на платной стоянке. Кто их знает, этих зазывал: может, тоже сливают информацию его всемогущему врагу. Пусть лучше думают, что Ефим вышел из метро и машины не имеет.

Конечно, ничего с ним ночью не случилось, тотальной слежки не может позволить себе даже государство, не то что отдельные государственные деятели. И Ефим, пару раз проверившись контрольными остановками, за час до встречи уже был в Кускове. Из «оружия» у него с собой был только любимый Canon-IV, снаряженный чудовищно большим, пятисотмиллиметровым, объективом. В Кусковском парке человек с профессиональным фотоаппаратом не казался чем-то экзотическим, а этот объектив вполне мог заменить средней силы подзорную трубу. Да еще малюсенькая радиостанция уоки-токи, действующая в городе метров на пятьсот, и то если по дороге не встретится железобетонная стена. За городом, на природе, такая «машинка» размером с сотовый телефон била на три, а то и на пять километров.

Ефим попросил Диму подежурить у главного входа и в случае появления подозрительных гостей предупреждать его по рации. С тех пор Дима вызывал его четырежды, но Береславский, посмотрев на граждан через свою замечательную оптику, не находил в них ничего подозрительного.

Он славно погулял по парку, обошел мимо замечательного, розового на белом – все вокруг было заснежено, – главного корпуса. Чтобы скоротать время, а также не сильно выделяться среди немногих экскурсантов, сам прошелся по залам, предварительно надев смешные бахилы с мягкой войлочной подошвой.

Странное дело, прогулка по старинному дворцу привела его в наилучшее расположение духа. Он очень легко представил себя в том времени. Спокойная, размеренная жизнь. Удобства, правда, соответствующие – большинство во дворе, – но так ли это важно, если вокруг тебя суетятся полсотни желающих тебе угодить людей?

Да, в то время не было автомобилей, фотоаппаратов и компьютеров, столь любезных сердцу Береславского. Зато были лошади, которых Ефим тоже обожает, а одной даже владеет лично. Он представил себе, как на собственной лошади – будь она лет на двадцать моложе – подъезжает на званый вечер к Шереметевым. У дома горят привязанные к столбам смоляные факелы – электричества и в помине нет. Кареты подкатывают по закругленному каменному пандусу прямо к главному подъезду. Отсюда и слово такое – подъ-езд! Торжественные лакеи подхватывают сброшенную на ходу с барского плеча соболью шубу. А в большой зале-театре уже музицируют крепостные музыканты, исполняя приятную популярную музыку модных в их XVII веке композиторов. И крепостные девушки-служанки разносят вкусные сладости и крепкие напитки, бросая на гостей многообещающие взгляды.

«Это я хватил, – остановил себя Ефим. – Больше напоминает современный прием в новорусском коттедже с приглашением недорогих артистов».

Но все равно хорошо: тихо, душевно, спокойно. Никаких тебе «боингов», врезающихся в дома, озоновых дыр и ублюдков прохоровых, намеревающихся резко сократить твою такую приятную и интересную жизнь.

Вспомнил про Прохорова, и настроение снова похужело. Справедливости ради и для спасения репутации своего века Ефим все же додумал фантастическую думу до конца, старательно вспомнив, что и в те замечательные времена были свои, специфические проблемки. Скажем, некоторых гостей этого бала после его окончания – а то и не дожидаясь – могли оттащить в Тайную канцелярию или какое-нибудь Третье жандармское управление и отвесить после соответствующих судебных процедур четверть века каторги. А если чуть раньше – поднять на дыбу или вырвать ноздри, что тоже не сахар. А помазанника божьего, императора, после многих лет преклонения и почитания умели так стукнуть золотой табакеркой по голове, что после этого уже можно было и не душить – все равно бы помер.

Нет уж, лучше оставаться в своем времени. Так спокойнее. По крайней мере знаешь, чего ожидать. И ноздри целее будут.

Он снял ужасные бахилы, застегнул куртку и вышел на улицу. До встречи с Велегуровым оставалось менее получаса. Ефим хотел заглянуть на выставку стекла в бывшей графской оранжерее, но передумал – времени явно не хватало. Поэтому зашел в так называемый голландский домик, уж точно похожий на современный коттедж откуда-нибудь с Рублевского шоссе. Там насладился старыми картинами на морскую тему, потрогал синие печные изразцы и, взглянув на часы, двинулся встречать Велегурова.

Сергей нашел его сам, придя отнюдь не со стороны главного входа, откуда его высматривал Ефим.

– Привет, Ефим Аркадьич! – сказал Велегуров, совершенно неожиданно появившись со спины, от леса. Он был в какой-то неприметной одежонке и сейчас никак не напоминал бывшего боевого офицера. Напряженный и жесткий.

– Здорово, – обрадовался, отойдя от первого испуга, Береславский и поднял вверх правую руку, чтобы старлей Дима неадекватно не среагировал. – Как твои дела?

– Хуже некуда.

– Почему? – расстроился Ефим.

– А вы не знаете? – недоверчиво спросил Велегуров. – Вы ничего не знаете про вашего друга?

– Ты Борю Прицкера имеешь в виду?

– Конечно, – с раздражением ответил Сергей. – Я боюсь, Альки уже нет в живых.

Он как-то странно сглотнул, и в его глазах появилось выражение, которое еще больше расстроило Береславского. Смелости и навыков может быть много, но если человек идет в бой с таким настроением, то максимум, на что он способен, – дорого отдать свою жизнь. А вот победу добудет вряд ли. И тут до Ефима дошло, что Велегуров знает только первую часть истории Борьки Прицкера. И слава богу, потому что, если бы он продолжал туда названивать, могли выйти неприятности. Кто знает, может, прослушку все-таки поставили.

– У них все в порядке, – сказал Ефим.

– Как – все в порядке? – переспросил Велегуров. Было видно, как на глазах «качается» его психика: от надежды к безнадежности и обратно.

– Успокойся, – взял его за плечо Береславский. – Там все нормально. Я сам подобрал Альку после налета.