Книга Последний рубеж - Дикон Шерола

— Для таких ситуаций у вас, русских, есть гениальная пословица, — весело воскликнул Эрик. — Баба с возу — мужчине легче.

— Кобыле, — на автомате исправил его Иван, тоже не сводя взгляда с закрывшейся двери.

— Какой кобыле? — переспросил Эрик. — Причем здесь кобыла? Кобыла не оплачивает ее счета, не покупает ей машину на зависть подружкам…

В этот момент оба посетителя посмотрели на Фостера, как на ненормального.

— Что? — удивился наемник. — Во всем должна быть логика!

Глава XV

— Я нашел его…

Голос Адэна прозвучал так тихо, что его едва можно было расслышать, однако эта фраза моментально заставила присутствующих оживиться. Дмитрий, Альберт, Эрик и Алексей тут же поднялись со своих мест и окружили постель только что проснувшегося мальчика. На их лицах отражалась неподдельная тревога.

— Что он сказал? — Лесков первым не выдержал и задал волнующий всех вопрос. И тут же поймал себя на мысли, что ему не хочется слышать ответа. До сих пор ему удавалось утешаться призрачной надеждой, что другие полукровки согласятся выступить против Золотого Континента. Но в глубине души он знал, что с тем же успехом может услышать отказ.

Несколько секунд Адэн молчал, пытаясь собраться с силами — этот сон дался ему тяжелее обычного. Приходилось ориентироваться только на приблизительную локацию Кристофа Шульца и воспоминания Фостера. Не было даже гарантии, что этот полукровка жив.

— Что он сказал? — эхом повторил Алексей, невольно коснувшись костлявого плеча мальчика.

Адэн перевел взгляд на него, после чего хрипло прошептал:

— Согласился…

— Я же говорил, что согласится! — победоносно воскликнул Фостер и весело осклабился. — При таком дерьмовом раскладе надо быть полным идиотом, чтобы не принять помощь. Теперь дело за малым: проникнуть в Берлин и выдернуть наших союзников из глубокой задницы.

— Скольких ты видел? — Дима проигнорировал слова Эрика и снова обратился к Адэну.

— Шестерых, — прошептал мальчик. — Шульц тоже собирал полукровок… Но для защиты… Они помогали…

Лунатик снова прервался и устало закрыл глаза. В тот же миг в разговор вмешался Альберт.

— Оставьте его в покое хотя бы на один час! — воскликнул он. Состояние мальчика чертовски тревожило его: после столь мощных энергетических затрат подросток чувствовал себя не лучше чем после Вашингтона. — Ему надо отдохнуть! Потом продолжите свои расспросы!

Альберт строго взглянул на Дмитрия, затем перевел взгляд на Фостера, но с губ парня уже исчезла его раздражающая ухмылка. Теперь в глазах наемника читалось беспокойство, которое он изо всех сил старался скрыть деланным равнодушием.

— Ты хорошо потрудился, Адэн, — мягко произнес Лесков, с благодарностью коснувшись руки мальчика. — Отдыхай…

В ответ Лунатик сумел лишь выдавить слабую улыбку.

— Да, мелкий, ты — молодец, — подхватил Эрик. — Не зря мы все-таки тебя из Америки волокли. Впервые не сожалею, что подставлял башку, не имея с этого никакой выгоды. Если бы ты еще не был таким полудохлым…

В этот момент Дмитрий ощутимо стиснул локоть наемника, после чего подтолкнул его к двери.

— Да иду я, иду! — поморщился Фостер. — Кстати, это не очень вежливо — толкать того, кто знает имена всех необходимых нам полукровок. А сегодня благодаря мне вы сорвали джек-пот!

— Мы вас позже отблагодарим, — сухо произнес Лесков, и они первыми покинули комнату. Следом вышел Алексей, и все трое направились в правительственное здание. Нужно было сообщить Главе Совета о предстоящей вылазке в Берлин.

В свою очередь Альберт еще какое-то время находился подле мальчика. В карих глазах врача отразилась жалость, когда он скользнул взглядом по истощенному телу подростка.

«Так не должно быть», — подумал мужчина, чувствуя, как его охватывает волна отвращения. К войне, к л|дям, сотворившим подобное с ребенком, и отчасти к самому себе. По сути он обязан запретить использовать способности Лунатика до тех пор, пока мальчик не восстановится. Вот только Адэн уже не сможет восстановиться. Его энергетика была слабее чем пульс, а это означало, что этот ребенок — не жилец.

Альберту невольно вспомнился его вчерашний разговор с Дмитрием. Тогда он впервые озвучил Лескову правду, но на лице собеседника не промелькнуло ни единой эмоции. Дрогнула лишь его энергетика, но внешне Дима не выглядел ни удивленным, ни чересчур расстроенным. Возможно, он уже сам догадался или его предупредила Воронцова, и он успел смириться со сложившейся ситуацией. А, быть может, настолько сжился со своей маской Черного Барона, что умудрялся прятать свои эмоции даже от полукровки вроде Альберта.

— Мы не можем использовать его способности, — произнес тогда Вайнштейн. — Он умирает, Дим. Каждая его попытка выйти на связь с полукровками и уж тем более активировать телепорт на другой стороне земного шара может стать для него последней. У него попросту не хватит сил.

— Значит, будем колоть «эпинефрин», — бесцветным тоном ответил Лесков. Его взгляд был устремлен в одну точку, отчего глаза казались пустыми и холодными.

— Ему всего четырнадцать! — вырвалось у Альберта. — Я… Я отказываюсь вкалывать этот препарат ребенку!

— На Спасской есть и другие дети. Тридцать два ребенка, еще не достигшие четырнадцати лет. Как думаешь, что с ними сделают «процветающие»?

Вайнштейн молчал, и тогда Дмитрий продолжил:

— Либо мы идем до конца, либо не делаем ничего. При любом раскладе святыми быть не получится…

Сейчас, стоя рядом с постелью измученного Адэна, Альберт думал о том, хватит ли у него мужества и одновременно низости использовать умирающего ребенка. Он был врачом, давал клятву спасать жизни, а теперь собирался собственноручно уничтожать ни в чем неповинного мальчика. Через пару дней Дмитрий и его группа собирались отправиться в Берлин, но у Адэна не хватит сил активировать телепорт самостоятельно. Понадобится сыворотка. Конечно, можно поручить сделать укол какой-нибудь ни о чем не догадывающейся медсестре, но при мысли о подобном поступке Альберт почувствовал себя еще хуже. Нет, он сам должен взять на себя ответственность, как брал всегда в случае, если его пациент умирал. У каждого, даже самого хорошего врача, есть свое кладбище. Но до сих пор у Вайнштейна не было ни одной могилы, где бы покоился ребенок.

— Прости меня, — прошептал Альберт, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Затем, чувствуя, что больше не в силах находиться в этой комнате, врач поспешно покинул палату. Впервые ему так остро захотелось сбежать. Уйти куда-нибудь в другую часть станции, чтобы хоть ненадолго перестать ощущать энергетику умирающего ребенка.

Тем временем в правительственном здании уже собирались на совет. Встревоженные, они рассаживались по своим местам, пытаясь понять, почему на закрытом собрании находится Эрик Фостер. Лесков настоял на его присутствии, чем вызвал очередную волну негодования. В свою очередь «причина конфликта» вальяжно расселась на стуле подле Лескова и с довольной ухмылкой наблюдала за мрачными лицами советников.