Книга Воронье сердце. Отбор по принуждению - Мария Бородина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А почему тогда ты отвечала мне? — Рэнимор сощурился.
Я замерла. Знает же, как задеть! Настоящий маньяк! Такой и душу наружу выпустит
— не пожалеет.
— Проверяла, — ответ пришел в голову сам собой, — кто целуется лучше: ты или мой жених.
Слова прокатились по земле, пересчитывая цветы и кочки. Эхо скопировало мой голос и растащило по холмам. Для чего… Для чего я сказала это?!
Рэнимор странно дернулся, будто вздрогнул от испуга, но улыбка на его лице не погасла. Правда, в глазах загорелась какая-то далекая, ледяная печаль.
— Так у тебя есть жених? — спросил он. Его голос звучал по-прежнему бодро.
— Ну… — я замялась. Было не по себе оттого, что соврала. — Да. Можно так сказать.
— И как же тебе удалось пройти первое испытание? — Рэнимор невесело хохотнул.
— Я едва не оплошала на нем, — заявила я. — Было больно.
— И как же зовут твоего жениха? — Рэнимор поднялся, отряхивая одежду. Настиг меня одним широким шагом, обошел по кругу, как овца столб.
— Тебе необязательно это знать, — отрезала я.
— Почему необязательно? — клянусь, я слышала в его голосе едва прорывающиеся сквозь наигранно-сладостную интонацию нотки ревности! И моя душа торжествовала. — Я хочу передать ему привет. Большой, королевский и очень горячий. Пусть увидит меня с экрана!
— Ревнивец, — прошептала я, прикрыв рот ладонью.
— Лира, — Рэнимор насторожился. — Не слишком ли много ты себе надумала?
— Это ты о чем?
— Хм-м, — он рассмеялся в звездное небо и посмотрел через плечо. Его глаза смеялись надо мною. — А ты сама пораскинь головой.
Он зашагал к саду, оставляя меня в спасительной темноте. Но не успел мрак съесть его фигуру, а синие тени яблоневых ветвей закрыть с головой, Рэнимор обернулся и подарил мне полный иронии взор:
— Не забудь посвятить мне песню, Лира.
— Размечтался, — сдавленно проговорила я и отвернулась.
Шаги затихли в густой яблоневой чаще, и ночь запахла сильнее. Свежестью, звездами, серебристым водопадом. Я склонилась над гротом. Зачерпнула полную пригоршню воды и плеснула в лицо. Полная луна на волнах превратилась в рваный зигзаг. Ледяные капли потекли по коже, забирая с собой прикосновения Рэнимора. Я отчаянно терла губы ладонью, чтобы забыть вкус его поцелуя, но тщетно: они все еще хранили его тепло. Аромат шиповника. Привкус соли…
Мне все-таки удалось вернуться в комнату до десяти. К счастью, Альви еще не спала: лишь ворочалась в своей постели, словно юла. В этом было целых два плюса: относительная тишина и возможность поговорить с ней. А спросить хотелось многое, ибо окуклившиеся визиоллы послушно повисли под потолком, укрылись капсулами и больше нас не замечали.
— Альви, — шепнула я, едва забравшись под пышное одеяло с открахмаленным пододеяльником, — а что твоя мама еще рассказывала про отбор?
— Например? — не поняла Альви.
— Были ли испытания, подобные нашим? — я старалась правильно подбирать слова.
— С маскировкой… поиском скрытого смысла? С попытками поймать участниц на непотребностях?
— Я не знаю точно, — Альви повернулась на бок и подложила согнутую руку под голову. — Было ли испытанием то, что король Рихар тащил в свои покои каждую, кто не противился, не могу сказать. Мама выбыла раньше. Но позже я слышала, что у короля… Неважно!
— Говори, — сердце стало таким тяжелым, что, казалось, провалится сквозь матрац кровати на пол.
— Говорят, что у короля есть ребенок от одной из его любовниц, — произнесла Альви вполголоса.
Грудь стянуло железными кольцами, и сколько я ни пыталась сделать вдох, не выходило. Воздух влетал в рот с присвистом и останавливался в горле. Меня стремительно тащил на дно омут сомнений. Так значит, правду шут вещал?! Рэнимор — мой брат?!
Стоп. Я схватила себя за запястье, унимая дрожь, и проглотила панику. Рано поднимать кипеш. Надо во всем разобраться.
— От участницы отбора? — спросила я, пытаясь сохранять спокойствие.
— Не знаю, — ответила Альви с неохотой. — На его ложе побывало много ибрес и гранн.
— Сын или дочь?
— Да почем мне знать-то? — отрезала Альви. — Спи. Нас это никак не касается.
— Почему? — Я попыталась изобразить искреннее изумление. — Касается. Вдруг отбор идет под прикрытием, а вместо Рэнимора женихом окажется другой сын короля. Старший! Некрасивый и злобный. Вот смеху-то будет!
— Знаешь, — Альви поникла. — Лучше уж за некрасивого и злобного королевского сына, чем за пьяницу, повесу или гуляку.
— Любовь зла, — возразила я. — Кстати, ты прочитала заклятие на ночь?
— На этот раз — да, — успокоила меня Альви. — Целых три раза
— А почему три?
— Чтобы сработало точно-точно-точно!
Но выспаться снова не довелось.
Нет, Альви не храпела. Едва она отвернулась к стене, как ее сморил тихий беззаботный сон, и спальню укутала тишина. Даже Эстер в окно не стучалась. Лишь ветер постанывал, ударяясь о стекло и раскачивая кружевные тени на стенах.
Поначалу я даже счастью своему не верила и уснуть пыталась. Но не получалось: мешало сердце. Колотилось так громко и буйно, что, казалось, может Альви разбудить. Да и как я могла его усмирить?! Едва закрывала глаза, воображение рисовало холмистый берег, высокую траву, серебрящуюся в лунном свете, и полевые цветы. Свежесть воды и далекий, спрессованный прохладной ночью, аромат шиповника. Снова по щекам гулял прохладный ветер, а в темноте загорались мерцающие глаза Рэнимора.
«Я сделал свой выбор, Лира, — стояло в голове. — С чего ты взяла, что это — ты?»
Филлагория, скажи на милость, почему это так меня задело? Рэнимор знал, что говорить и как прикасаться, а я, как глупая, уши развесила. Я не хочу на трон! И в объятия Рэнимора — не хочу! Не должна…
«У короля есть ребенок», — пропел в голове голосок Альви, и мне захотелось выдрать из груди свое сердце.
«У вас истинно королевский разрез глаз», — следом пришел визгливый голос шута, и я едва не взвыла от отчаяния.
Устав бороться с навязчивыми мыслями и памятью-предательницей, что назло показывала самые сладостные и нежные моменты, я вскочила с кровати. Прикрыла смятую простынь одеялом, накинула халат и, стараясь не шуметь, вышла в коридор. Визиолла, сонно сбросив капсулу, оторвалась от потолка и полетела следом.
Но в коридоре секции я оказалась не одна.
Чуть поодаль, отвернувшись к высокому окну, стояла, сжавшись, невысокая девушка. Если бы не напряженная поза, можно было бы подумать, что она любуется сияющими маглюмами в кронах деревьев. Две растрепанные пепельные косы плетьми свисали поверх черного бархатного халата. Услышав мои шаги, она угрюмо обернулась через плечо и тут же спрятала лицо.