Книга Ведьма - Анна Никода

— БРЫСЬ! — маг пришел в себя первым, отшвыривая меня, как котенка. Я впечаталась спиной в одну из дверей, взвыла, но ответить ударом на удар не успела — откинув засов с входной двери, он ринулся прочь.

— За ним! — рявкнула Ника, первой устремляясь вперед. Я кинулась следом. Лестница уже крошилась, пришлось перескакивать через три ступеньки, чтобы нагнать неожиданно резвого колдуна. Зато точно в цель — прыгала я вперед ногами, попала прямо по лопаткам, так что он вышиб дверь собственной головой, вывалившись в узкий коридор.

— Не убей его! — сестрица выскочила секундой позже, но было поздно. В какофонии треска и грохота, в пыли от рушащихся, как бумажные, стен нарастал невнятный, оседающий на зубах гул. Он ощущался всем существом, заставляя дрожать от непонятного, сверхъестественного страха, от которого волосы на руках вставали дыбом.

— Что это? — не уверена, услышала ли меня Ника, но, увидев мертвого мага, она схватилась за голову, а затем — за него, злобно рявкнув на меня:

— Допрыгалась?! Я же просила! Помоги его вытащить… Может быть… Еще не все…

— Брось его! — закричала я, но все-таки взвалила мертвого себе на плечи. Эх-ха, хорошо быть оборотнем!

Мы, покачиваясь, вывалились в главный зал, где вибрация здания ощущалась еще сильнее. Иконы падали с треском, стекла с дребезгом вылетали — осколки шрапнелью летали по помещению и посреди всего этого, наполовину засыпанный кусками обвалившейся известки, лежал участковый.

— Возьми его! — рявкнула я на Нику. Та неохотно цапнула безвольное тело за шкирку, поволокла следом, а мне в нос ударил терпкий запах крови. За участковым тянулся теряющийся в пыли темный след.

Мы выскочили наружу в последний момент. В следующую секунду церковь рухнула, словно карточный домик — стены с оглушительным грохотом сложились внутрь, образовав пирамидку, венчал которую пыльный купол. Последним с гулом, от которого задребезжали стекла в соседних домах, рухнул колокол.

— Зар-р-раз-за… — пробормотала Ника, закрывая уши руками и падая на колени. Из носа тонкой струйкой потекла кровь. Очевидно, колокол, в отличие от церкви, делали действительно верующие…

Но размышлять об этом было некогда. Я сбросила мертвого попа в снег и упала перед участковым, судорожно выискивая раны. Одна, самая большая нашлась на голове — видно, его приложило куском обвалившегося потолка, кровь уже успела свернуться и теперь, на морозе, кожа быстро затягивалась тонкой пленочкой изморози.

— Брось, ему помогут, — едва колокол затих, Ника подползла ко мне, дернув за плечо. — Себя надо спасать… Ты, оборотень хренов, такое натворила…

— Какое? — хрипло спросила я, неохотно его отпуская. Чувство вины еще будет меня грызть, но тон у сестрицы был серьезным.

— Потом, — выплюнула Ника, вытирая кровь из носа рукавом кофты. — Бери этого мудака…

«Мудак» на поверку оказался не мертвым и теперь медленно приходил в сознание. Залитая кровью голова оставила красный контур на припорошенном пылью снегу. Пока он не очнулся окончательно, я снова подхватила его на руки, стараясь не представлять себе как это выглядит со стороны, и припустила за сестрой. Та бежала через проулки, словно по наведенной линии. Снег жег босые пятки еще минуту, затем я разогрелась, зверь во мне подал голос и стало даже жарко — хоть ты вовсе шубу сбрасывай…

Следом катился ровный, нарастающий гул — словно я тащила за собой дохлую кошку, за которой цеплялись все окрестные собаки. Звук шел из-под земли и эта вибрация отдавалась у меня в зубах, заставляя быстрее передвигать ноги.

Мы добрались до кладбища за считанные минуты, но и за это время гул успел нарасти до таких масштабов, что ветви деревьев начали подрагивать, сбрасывая снег. Позади слышались шум и крики, но, слава богу, не приближались, потому что разъяренная толпа была бы перебором в сегодняшних приключениях…

— Что это? — бросив по указанию Ники свою ношу на чью-то могилу, я устало привалилась к надгробию, выдыхая клубы пара. Ноги горели огнем — как бы гангрену не заработать, что ли…

— Силы, которые он призвал, — прохрипела сестрица, падая в снег и широкими гребками сдвигая его к краям импровизированного круга. В центре оказалась могила с мертвым магом сверху, как вишенкой на торте. — Ты разрушила пентаграмму, она была клеткой… Хреновы оборотни…

Я пропустила мимо ушей это оскорбление — кровь текла у нее из носа, из ушей, тонкой струйкой сочилась из уголков глаз и это зрелище убедило в серьезности ситуации лучше любых слов. Я явно не чувствовала и половины из того, что сейчас происходило, но она — ведьма, она знает больше…

— Что мне делать, Ника? — вопрос прозвучал жалобно, ненавижу чувствовать себя настолько беспомощной.

— Молиться, — выдохнула она, добираясь до замерзшей земли и пытаясь начертить на ней пентаграмму. Я опустилась рядом, помогая когтями и поддерживая ее. Гул нарастал, его теперь было слышно всем — с деревьев сорвалась стая ворон, злобно закружила над нами. Тело мага начало судорожно подергиваться, а затем его глаза открылись — абсолютно черные провалы, из которых лилась тьма.

— Добрались твари, — выдохнула Ника, заметив это. Не давая встать, она с размаху вскочила ему на грудь и рявкнула на меня, скрючившись над колдуном, словно ворона: — Отойди, — она вытолкнула меня из пентаграммы. — Дальше, не то опять все испортишь!!!

Я на всякий случай отскочила на пару метров. Ника отвернулась. Подняла руки, сцепив их в странном молительном жесте — существо под ее ногами задергалось, извиваясь, словно червяк — и закричала, запрокинув голову.

Никогда в жизни я не слышала ничего более ужасного и, надеюсь, не услышу больше никогда. Если бы тот несчастный в подвале мог кричать, он, наверное, кричал бы именно так. Гул усилился, вторя ее хриплому крику, безостановочно вырывавшемуся из сорванного горла, земля задрожала — памятники крошились и падали, как и церковь, снег таял от жара, идущего изнутри — пятки мне начало жечь, я попятилась, инстинктивно ища укрытия, и увидела часовню. Среди всего этого хаоса она стояла неподвижно, словно не затронутая творящимся безобразием.

Крик достиг ультразвука, заставляя пригнуться к земле, и внезапно оборвался. В воцарившейся нехорошей, выжидающей тишине, я обернулась. Ника смотрела на меня, но от сестрицы осталась только оболочка. Из тщедушного, худенького тела глазами олененка смотрело зло. Я попятилась, понимая, что бежать бесполезно. Незнакомое раньше, животное предчувствие близкой смерти захватило меня.

— Не бойссся… — голос был напряженный, со странными интонациями, а губы двигались так, словно ребенок впервые пробовал говорить. — Дитя тьмы в бесссопассссности…

Отведя от меня тяжелый, словно наковальня, взгляд, оно посмотрело вниз — на распростертого колдуна — и оскалилось. Очевидно, это должно было означать улыбку, но так могла бы улыбаться акула, заметив одинокого ныряльщика.

— Есссссть, — прошелестело оно и подняло отца Дмитрия за шкирку, как котенка. — Мы сссснали, что вссссстретимсссся… Поссссмотри на меня, дитя…