Книга Времена моря, или Как мы ловили вот такенную акулу с вот такусенькой надувной лодки - Мортен А. Стрёкснес

По обе стороны снага полно рыбы – через пару минут мы уже возвращаемся домой с уловом некрупной сайды на ужин.

В такую погоду Вест-фьорд кому угодно может показаться приютом девственной чистоты. Отнюдь. Не спасает ни выход к океану, ни могучие течения, выносящие отсюда львиную долю сора – там и сям мы замечаем пластмассовые предметы, качающиеся на воде залива. Какие-то из них выброшены местными, какие-то принесло с дальних берегов. Мировой океан – единый организм.

Двадцать лет тому назад в Тихом океане зимняя буря потрепала контейнеровоз, следовавший из Китая в США. Несколько контейнеров опрокинулось, разбилось и попадало в воду. С тех пор по всему земному шару течениями разнесло 28 800 пластмассовых игрушек для ванны – синих черепашек, зеленых лягушек и желтых утят. Один писатель проследовал маршрутами пластиковых утят, отыскивая их по всему миру и заодно получая ценную информацию о морских течениях. Кроме того, вернувшись к их “истоку”, подробно изучил китайское производство игрушек. Свою книгу он озаглавил “Моби-Кряк” (Moby-Duck)[90].

Игрушечные утята не тонут в море, как и почти всякая другая пластмасса – во всяком случае не раньше, чем распадутся на микроскопические частицы. Пластмассы и содержащиеся в них ядовитые вещества разлагаются тысячелетиями. Часть их попадает в окружающую среду с грязной водой, которую мы сливаем из стиральных машин после стирки синтетики. Возле морских водоворотов, где морские течения кружат по спирали, они наносят целые острова из пластмассы. Один такой пластмассовый остров, безобразное дитя мальмстремов в Тихом океане, занимает площадь в половину Техаса. Другой, похожий, растет на Крайнем Севере – в Баренцевом море. Пластик находят даже внутри крабов, ползающих по дну холодного и далекого Баренцева моря. А разложившись на микрочастицы, пластик засоряет планктон либо оседает на дно, где попадает в организм его обитателей.

Как видим, история о желтых утятах, плавающих в океане, словно в огромной ванне, не так уж прикольна. Изучая содержимое желудков морской птицы, ученые в девяти из десяти случаев находят в них пластмассу. Птичий желудок не может переварить пластик и не дает птице нормально питаться. Ежегодно по вине пластмассового мусора гибнет свыше миллиона морских птиц и более ста тысяч морских млекопитающих.

И у трески, плавающей с разинутым ртом, брюхо бывает до отказа набито пластиком. В Средиземном море к берегу порой прибивает молодых кашалотов. Причина их смерти часто остается загадкой. Но вот при вскрытии одного такого кашалота из живота его было извлечено семнадцать кило неразлагаемой пластмассы. Наиболее вероятной причиной его смерти стали толстые куски пластиковых укрытий, используемых для теплиц на юге Испании[91].

Мы в Норвегии тоже хороши. Рыбные предприятия сбрасывают во фьорды столько отравы, сколько пожелают. Траулеры железными черпаками утюжат морское дно, оставляя за собой голую пустыню. Еще недавно мы думали, что коралловые рифы – это где-то в тропиках, в основном на теплом мелководье. А ведь у скандинавских берегов видимо-невидимо коралловых полипов, здравствующих в наших холодных водах.

На самом краю Лофотена, у Рёста, расположен крупнейший глубоководный риф из обнаруженных на сегодняшний день. Имеющий почти сорок километров в длину и три километра в ширину, он обнаружен в сильнопересеченной местности близ Эггакантена, на глубине свыше трехсот метров. Кораллы – самые долгоживущие организмы на Земле, а те, которые образуют риф у Рёста (вид Lophelia), живут до восьми с половиной тысяч лет: то есть они намного старше самой Земли (согласно нашим представлениям, бытовавшим всего несколько веков тому назад). В коралловых лесах, среди красных и розовых стволов, в зарослях древовидных Paragorgia arborea, вырастающих до пяти метров в высоту, живет, кормится и спасается множество рыб и донных обитателей. И тут является траулер и, орудуя железной клетью, в считанные секунды уничтожает кораллы. Мешки распирает от добычи, но этот метод работает только раз.

Эти цветистые подводные ясли, в которых резвится молодняк, хрупки в буквальном смысле, как фарфор. Если сломать их, потребуется несколько тысяч лет, прежде чем они вернут себе былую пышность и величину. Более близорукой недальновидности надо еще поискать. Это все равно что спилить яблоню, чтобы набрать яблочек.

Конечно, несколько крупных рифов в водах Норвегии охраняются государством. Однако многие даже не нанесены на карту, а ведь человек с регулярным постоянством обнаруживает все новые и новые глубоководные рифы у норвежских берегов и в Баренцевом море. При этом чаще всего они уже серьезно повреждены траулерами – обломки разваленного остова коралловых лесов рассыпаны по всей округе. А нефтяные компании как получали, так и будут получать разрешения на добычу нефти среди заповедных норвежских коралловых рифов.

Жернова неумолимо продолжают молоть. Во многих местах начали тралить келп, в том числе по соседству со Скровой. Тралят, наплевав на рекомендации ученых и протесты местных рыбаков. Заросли келпа дают прибежище подрастающей молоди мелких рыб и целому ряду других морских обитателей. Чиновники и тут щедро раздают разрешения, в результате чего уничтожается ценный и очень ранимый экотоп, и все ради нескольких персон, желающих нажиться на торговле келпом[92]. Келп выдирают большими пучками. Этот промысел уже приносит миллиарды: один-единственный тральщик собирает до трехсот тонн водорослей в день.

Нет, кто бы мог подумать, чтобы в Вест-фьорде – да так распогодилось! Уж точно не мы с Хуго. Отведав свежей сайды, садимся на солнышко. У Скровы вечно торчат дорогущие РИБы внушительных размеров – из Хеннингвера, Кабельвога и Свольвера: привезли туристов полюбоваться красотами.

Туристов привлекает живописность пейзажа: места наши и вправду бесподобны. Люди с других континентов отваливают сумасшедшие суммы, лишь бы своими глазами увидеть это великолепие. И я их хорошо понимаю. Статные утесы, картинно встающие прямо из морской глубины, вечная игра света летом и зимой, белые песчаные пляжи, узкая полоска ярко-зеленой травы на фоне отвесных скал и ниспадающих ледников, богатейшее царство морских зверей и растений, а еще – древняя и неплохо сохранившаяся культура… да мало ли чудес на Лофотенах! – неудивительно, что журналы для любителей путешествовать наперебой расхваливают наш архипелаг, вероятно, самый живописный на всем огромном белом свете.

Впрочем, мнение это не так уж бесспорно. Наше представление о красоте меняется со временем, что можно отчетливо проследить, если прочесть старые описания Лофотена.

В 1827 году Густав Петер Блом, хэрадхёвдинг (сотник), член конституционного собрания Эйдсволла, а позднее амтманн (окружной голова) Бускеруда, отправился в поездку по Северной Норвегии. Впоследствии он поделился своими впечатлениями, опубликовав “Путевые заметки о путешествии в северные земли и через Лапландию в Стокгольм в году 1827”. К природе Лофотенского архипелага Блом отнесся не просто прохладно – разнес в пух и прах. Хельгеланнским берегам, конечно, тоже досталось, но Лофотен все же вне конкуренции. “Здесь нельзя и помыслить о красоте природы, лишь об отсутствии оной, – пишет Блом. – Природа Лофотена обделена красотой в той высшей степени, какая только возможна. Высокие кручи практически подпирают море, лишь кое-где оставляя узкую полоску редким домам… Сказать, какой из здешних уголков более пригож, не представляется уместным, но всех уродливее – безусловно Сунн в Флакстадском приходе. – Там на лысом утесе ютятся, едва не падая, домишки, а над ними нависает крутая горная стена, которая того и жди обрушится и погребет под собой и дома, и самую гавань”[93].