Книга В тенях империи - Игорь Прососов

– Отчего же, – заметил консул, вставая у перил, – умным имперцам не понимать очевидного? Просто вас насилие не смущает.

– Отнюдь нет. Но Первый Государь с соратниками понимали и другое – любая сильная страна с любой системой правления ничем не отличается в этом отношении от империй. У всех есть интересы, и горе тем, кто не дает сильному государству их осуществить. В конечном итоге, любая тогдашнее государство сводилось к монополии на насилие. Ветхозаветный вариант в красивом гриме.

– Вы намекаете, что разрешили эту проблему?

– Полностью, полагаю, её разрешили только в Царствии Небесном. Что до земного… Решить нельзя, но можно приблизиться к решению. Государство нового типа должно устанавливать и преследовать свои цели не политическими средствами, но духовными, христианскими, если точнее.

– Идеологическая обработка? Инфовойна?

– Вы скучны, мой друг. Нет, я о другом. Каждую цель, каждое средство следует поверять одним вопросом: послужит ли это вящей славе Господней и христианской любви меж людьми.

– Опасный лозунг. Ad majorem Dei gloriam. Под ним в истории творились не самые светлые дела.

– Что поделать, ведь лучшего пока не придумано. Впрочем, вы забыли про любовь. Она, знаете ли, спасает. Хотите ненавидеть нас – сколько угодно. Пока вы не вредите непосредственно нам, это вполне можно простить. Мы даже подставим щеку. И поможем, если совсем трудно. Спасти того, кто считает тебя врагом – глупость с политической точки зрения. Прекрасная глупость с точки зрения Нагорной Проповеди. А после – катитесь на все четыре. По-моему, вполне достойное отношение. Ладно, у вас не найдется приличного челнока? Нам с коллегами надо мотнуться в Пояс.

…Челнок, конечно, нашелся.

Еще б его не отыскалось! Еще и платочками засморканными вслед помашут, дай срок. Если уж местная власть только что продала астероид и окрестное пространство Мичиганскому Технологическому, чьи интересы я якобы представлял, получив в обмен до сих пустовавшие бывшие корпоративные земли на Тритоне и проезд дотуда для населения колонии. Исторический памятник, будущий музей заселения Пояса. Большое дело!

Спонсорское пожертвование от крупной китайской корпорации сделало сделку возможной.

С современными сверхсвет-движками выходило вполне реально – хотя все равно дорого до ужаса.

Местные решат, что их выручил кто-то из старых «партнеров» – возможно, американцы. Судя по всему, так подумают не только они. Империя потеряет средства, ничего не получив, кроме щелчка по носу – мол, не вы одни такие хорошие, проблему Новой Галиции решили без вас, вы только как извозчики понадобились.

И тем не менее, всё обойдется к вящей славе Господней.

Гибель невинных не была и никогда не будет ответом.

Понятия не имею насчет комплексов местных. Может, со временем они перестанут их лелеять, и мы сможем сотрудничать. Может, нет.

Пока же мы сделали своё дело.

…Консул давно умчался договариваться насчет корабля, за ним последовали мои бойцы – осваиваться на борту и перетаскивать оборудование, а я все стоял на террасе и размышлял.

Видите ли, единственное чему научила меня Новая Галиция: суть вовсе не в том, что нужно просто отпустить. Суть – доверять тем, кого любишь, даже если не можешь быть рядом. И Господу, конечно.

Я не мог быть рядом с той, единственной нужной мне. Но я доверился…

В мозгу что-то щелкнуло.

Улыбнулся, сам не знаю почему.

Письма с границы между светом и тенью, окончание

Я сижу в тесном боевом модуле и наговариваю это письмо тебе. Холодно, изморозь ложится на стены и пульты. Считаю минуты до… сам не знаю до чего. Очень может быть, что до смерти.

Как там у старика Бродского?

«…И вообще самоперемещенье пера вдоль по бумаге естьувеличенье разрыва с теми, с кем больше сестьили лечь не удастся, с кем – вопреки письму —ты уже не увидишься. Все равно, почему».

Понятия не имею, кто ты, как тебя зовут. Алина, Её Величество… Вы смешались у меня в голове. Уж прости психа. Уже одно то, что в модуле меня четверо, вызвало бы приступ панической икоты, если бы мне не было столь космически наплевать.

Такое, видишь ли, случается, когда знаешь, что живешь в долг, и выпадает шанс вернуть с процентами.

Впрочем, для меня неважно, кто ты, ведь ты мне очень нравишься. Уж разберись сама, какая именно. Прости, это звучит как бред, скорее всего, это он и есть. Но мы ведь умеем платить такую цену?

Похоже, я не очень хорошо себя чувствую.

Ладно. Осталось всего-ничего. Но я успею рассказать то немногое, чего не затронул.

…Мои пальцы летали над клавиатурой, внося курсовые поправки, так, будто я каждый день водил корабли этим коридором на протяжении долгих лет.

Не удивлялся. Больше беспокоился. Смутные фигуры на периферии зрения, спутанность мыслей – всё это успело забыться, но было знакомым.

Временами казалось: в кресле второго пилота – мальчишка-курсант. Тот, что еще не научился предавать и быть преданным. Который влюбился в смешливую девчонку в марсианском маглеве; чудилось, это он ведет машину, не я.

…Сам Спас-в-Пустоте произвел гнетущее впечатление. Здесь не было даже вращательной гравитации – лишь путеводная ниточка поручня тянулась сквозь просторные коридоры.

Внутрь мы проникли сравнительно легко – дверь была заварена и опломбирована, но как раз на этот случай была припасена палатка временного шлюза. Небольшой направленный взрыв – и мы внутри.

Полутемное, стерильное пространство подавляло. В первую очередь – обилием икон. Сверху, по бокам, внизу.

Будто предки старались изобилием искупить тот грех, что допустили, превратив церковь в пусковую установку; забывая о том, что дела важнее слов.

Это было грустно. Как и храм, который никогда не предназначали быть местом службы и молитвы, домом Господним.

Пройдя через собор к неприметному люку, обнаружили неприятное – строители заготовили незваным гостям целый лабиринт, полный мин-сюрпризов и прочих замечательных подарков. Далеко не каждый был отключен.

Что поделаешь!

Хорошо, что Солнечная велика. У нас был добрый месяц, и мы не теряли времени. Разбили лагерь в храме – и ежедневно шли на штурм лабиринта, методично деактивируя ловушку за ловушкой.

Савелиев оказался молодцом, а у меня внезапно прорезалось волчье чутье – очень часто я мог сказать, в какую сторону нам следует повернуть на очередной развилке, и не ошибался.

Я не раскрывал соратникам: если прищуриться, могу различить фигуру в полном бронескафе, указывающую нам путь.

С каждым днем видение становилось четче, на двадцатый мне уже было не нужно было специально стараться, чтобы различить его. Я узнавал в нем себя же, того, что пробирался совсем иными коридорами на Тритоне.