Книга Сто удач и одно невезение - Татьяна Алюшина

– Зиночка, детка, ты що-нибудь хочешь? – нежно-ласково, как у тяжело больной, спросила бабушка Сима.

Зинаида кивнула. И еще раз кивнула с большей амплитудой утверждения:

– Хочу! Реальности!

– Так, ото ж! – вздохнул дедушка Лева, разведя руками.

– И что у вас тут? – вломилась с разгону в кухню и проблему, решаемую в ней, Ника. – Севка сказал, тетю Зину собрались проверять на шпиенство!

– Та не ее! – пояснила Ритка, продолжавшая следить за выражением лица Зиночки. – Я бы сказала: сибирячка засланного!

– Перестаньте все! – потребовала громко возмущенно Зинуля. – Я просто отравилась чем-то на работе! Что я сегодня ела? – вопрошала она, зло глядя на Ритку.

– Та, солнце мое, я ж не знаю! – честно призналась Ритка.

– Я знаю! – возникала по-взрослому Зинаида. – Бутерброд с семгой, чай, кофе, еще раз кофе, и еще кофе, салат из всяких салатных листьев с огурцом!

– О божечьки! – всплеснула руками бабушка Сима и пристроила их на область сердца. – Що ж ты, ребенок, упроголодь живешь? Сима, Рита, ее надо срочно кормить!

– Успеем! – отмахнулась Ритка.

– Так я не поняла, что у вас здесь за заседание? – требовала ясности Ника.

Миша вернулся быстро, минут через десять. Аптека находилась прямо у них в доме, время на дворе стояло позднее, очередей не наблюдалось.

– Ну що? – выспрашивал дедушка Лева, когда правнук, не раздеваясь, возник на пороге кухни и сунул матери в руки синенький неубедительный пакетик с тремя разными коробочками тестов. – Выказал свои мужские заявки миру?

– Уполне, – спокойно уверил Миша. – Все остались довольны – и аптекарши, и случайные свидетели-покупатели, даже охранник у дверей оценил, одобряюще кивнув.

– Ото ж! – присоединился к отряду оставшихся довольными заявкой на мужские способности правнука дедушка Лева.

Зинаиде выдали пластмассовый стаканчик, затолкали в туалет и замерли, переговариваясь шепотом, в ожидании результатов. Разозлившись, желая доказать разгулявшейся в предположениях родне ошибочность их умозаключений, Зинуля затолкала все три тестовые палочки в стаканчик, подождала положенное время, подогревая себя обещанием типа «подождите, вот я вам всем!». И, обозрев результаты тестирования, довольно долго приходила в себя, тупо уставившись на все положенные полоски и плюсы.

К моменту ее возвращения в кухню живо заинтересованных родственников прибавилось, собрались все, и Миша, и Ника с Севочкой – а как же без него! – и даже няня с Адочкой. Зинуля вошла, как явление то самое народу давно и с нетерпением ожидающего, и, совершенно ошарашенная, сообщила:

– Похоже, что теперь я пирожок с начинкой!

– Я би сказал: булочка! – разулыбался дедушка Лева. – Уж больно ты у нас аппетитная, Зиночка! У самый раз!

Такой командировки у Захара еще никогда не было!

Он сказал Зине чистую правду – не уехав, не попрощавшись, и вот же она, рядом, а он уже скучал! И тосковал маетно, и думал постоянно о ней!

Что между ними произошло? Как они умудрились от искрящейся молодой радости, невероятного занятия любовью в одно мгновение переключиться на трудный разговор с абсолютно непонятным итогом? Это она его так послала или он отказался от нее? Что в итоге-то?!

Захар заставлял себя напряжением и окриком волевым не думать о ней, когда работал, но стоило расслабиться, отвлечься – и понеслась!

Чтобы бесконечно не думать про них с Зинаидой, он загружал себя на полную катушку, гонял в хвост и гриву подчиненных, влезал во все дела и мелочи и холодным начальственным тоном таких горчичников раздавал местным руководителям, что те хватались за сердце, валидол и качающееся под задницей кресло!

А что делать?

Сам виноват! То вперед, в атаку, и хочу, аж умираю, а то заднюю включил – страшнова-а-ато! Или она виновата? Вот подавай ей открытость душевную, честность! Ну конечно, она, а кто еще?

Вот, на фига, скажите, нормальной женщине такая жгучая необходимость бескомпромиссной правды?

Насколько проще, легче, мягче потихоньку: я к тебе присматриваюсь, ты ко мне. Оцениваем, приглядываемся, прикидываем возможности своих чувств, рассчитываем, сможем ли в чем-то подвинуться, готовы ли к компромиссам, и хотим ли пускать в жизнь другого человека, и надо ли нам быть вместе.

Его подташнивать начинало, когда он так рассуждать принимался – присматриваемся! Да хрень полная! Права Зинаида, права! Что им там присматриваться, оценивать, осторожничать?

Чудо такое случилось, доверие взаимное! И так легко, и отпадает необходимость что-то из себя выморачивать, рисоваться! Что, Захар Игнатьевич, перепугался?

А кто бы не испугался?! Ёкалэмэнэ!

С утра до поздней ночи, ничего, держался на рабочем энтузиазме, загруженности большой и злости! Но эти ночи в гостиничных номерах!

Чего только не передумал! Ее обвинял, себя обвинял, жизнь обвинял, возраст, обстоятельства, даже Ирину – гневил Бога!

Думал, думал, думал… и хотел Зинаиду страшно! Вот ни одну женщину за всю свою мужскую жизнь так не хотел, видит Господь!

Прокручивал их разговоры, особенно последний, самый больной, в голове сотни раз, соглашался, оспаривал, отвечал мысленно, со временем придумав правильные, красивые и, как ему казалось, убедительные аргументы против. Злился, давая себе нелицеприятные эпитеты.

А как ты хотел, Захар Игнатьевич? Затолкать любовь куда подальше и безболезненно? Нет, нет, определение «любовь» он обходил десятой дорогой даже в мыслях-рассуждениях! Притяжение, желание, интерес взаимный – это да, а любовь – извините!

И ничего не помогало, ни работа тяжелая, ни рассуждения и мысленные оправдания и обвинения себя, ни это осторожное избегание конкретного слова!

Ни-че-го!

Ложился в кровать, умотанный до предела морально и физически, и вдруг в предательской памяти всплывали слова Зинаиды, ее голос: «Я представить себе не могла, что можно так улетать от поцелуя, как обморок, и что можно пережить такой оргазм, знать не знала…» И у него, обдав жаром тело, все вставало, глубоко наплевав на любую усталость и измотанность физическую!

Сколько раз Захар пытался позвонить Зинаиде, набирал номер – и отключался, не дождавшись гудка! Нет! Что он ей скажет? А услышит ее голос, и как это пережить, совсем выпасть из реальности? Нет!

Думал деду Захарию позвонить. Года три назад он купил ему сотовый, научил пользоваться и оплачивал вперед помногу, а то сидит там, у черта на рогах без связи, а возраст-то приличный, мягко говоря, да и побаливать стал, мало ли! Хотел поговорить, рука тянулась, но подержит, подержит трубку в руке, посмотрит на нее задумчиво и отложит.

Что он ему скажет? На жизнь пожалуется, совета попросит, поддержки?

В чем? В свершенном побеге от женщины единственно значимой? В трусости своей? В глупости? Заранее понятно, что дед ответит!