Книга Мурка, Маруся Климова - Анна Берсенева

– Я... мы... последний раз попробуем, – пробормотала Маруся. – Если опять не получится, тогда, значит...

Что это значит, ей не хотелось ни говорить, ни даже думать. Она с трудом сдерживала слезы.

– Ну, Тяпочка, постарайся, – запихивая собачку к себе за пазуху, шепнула Маруся.

Тяпа лизнула ее в нос и согласно кивнула, поведя большими, как у пустынной лисички-фенека, ушами. Ее круглые карие глаза смотрели совсем по-человечески и даже умнее, чем у большинства людей. Не верилось, что она может не понимать такой простой вещи, как та, которую ее просила понять Маруся!

Верилось или не верилось, но это было именно так.

Тяпу даже не пришлось выманивать из-под холста – дело до этого просто не дошло. Как только Маруся принялась этот холст расстилать, собачка со счастливым лаем выскочила у нее из-за пазухи и запрыгала по пестрому ковру. Маруся бросила холст и, махнув рукой, побрела с манежа в зрительный зал.

– Да ладно, не переживай! – крикнула ей вслед Анжела. – Подберем мы тебе другую псину, свет небось на этой клином не сошелся!

Маруся не ответила и даже не обернулась. Слезы текли по ее лицу, и ей совсем не хотелось, чтобы их увидела Анжела.

Собаки убежали за кулисы, униформисты собрали реквизит. Маруся села в самом темном углу зала и наконец уткнулась лицом в колени. Впервые за всю жизнь она могла бы сделать что-то настолько радостное и живое, что даже сердце замирало. Ей хотелось это сделать, ей ничего не хотелось так сильно, как этого, – и сделать это оказалось невозможно, потому что даже маленькая собачка не воспринимала ее всерьез. Что уж было говорить о людях! Они только и могли, что из жалости обманывать ее несбыточными иллюзиями.

Она не могла себя заставить поднять голову и посмотреть на манеж. Это было первое место в ее жизни, про которое она знала, что может быть на нем счастливой. И это место обмануло ее так же, как обманывала вся прежняя жизнь – обманывала то несуществующей любовью, то такой же несуществующей привязанностью.

Маруся пошевелила пальцем. Наверное, слезы текли из ее глаз так обильно, что щекотали его. Но похожее на щекотку ощущение не исчезло. Она наконец подняла голову и отняла руки от лица.

Тяпа сидела в соседнем кресле и осторожно лизала ей палец. Встретив Марусин взгляд, она заскулила и прыгнула ей на колени.

– Уйди, Тяпочка, – пробормотала Маруся. – Ты же не виновата, что такая уродилась. И... никто не виноват.

Собачка схватила зубами лацкан ее пиджака и настойчиво потянула за него. Потом она отпустила лацкан, спрыгнула на пол и схватила Марусю уже за штанину.

– Ты что? – Маруся поневоле встала, иначе Тяпа, пожалуй, сломала бы себе зубы. – Ты куда?

Собачка отпустила ее штанину и, повизгивая, как будто от какого-то радостного предчувствия, поскакала по высоким ступенькам вниз, к манежу. На ходу она обернулась и взглянула на Марусю своим самым пронзительным, совершенно человеческим взглядом.

Маруся быстро сбежала вслед за Тяпой на манеж. Там, готовясь к репетиции, уже расставляли свои подкидные доски акробаты Андрея Вершинина. Никто не обращал внимания ни на Марусю, ни тем более на Тяпу.

Легко, как скаковая лошадь, собачка подпрыгнула у Марусиных ног и мгновенно очутилась у нее за пазухой. Это вышло у нее так просто, как будто она занималась этим всю жизнь. Она затаилась под пиджаком, прижавшись теплым боком к Марусиной груди и не издавая ни звука. Боясь спугнуть ее, Маруся подняла свой до сих пор валяющийся на манеже холст и затолкала его в карман. Тяпа даже не пошевелилась. Маруся проделала всю репризу до той самой минуты, когда надо было расстилать ткань, – Тяпа была неподвижна, как камешек. Но как только Маруся извлекла из кармана холст и встряхнула его, Тяпа выскользнула у нее из-под пиджака и неуловимым движением спряталась под тканью. Она распласталась под нею так, что ее невозможно было заметить даже из первого ряда!

Маруся почувствовала, что сердце у нее забилось ровно и... как-то еще. Но ей некогда было сейчас думать, как называется это «еще» – все ее движения стали легкими, четкими, сжимающая уголь рука как будто летала над холстом. Закончив рисовать, Маруся погладила рисунок и замерла.

Тяпа выскочила из рисунка, как весенний фонтан! Она взлетела над манежем, в мгновение ока оказалась у Маруси на руках и радостно облизала ей лицо.

Расцеловав собачку, Маруся опустила ее на пол и протянула к ней руку. Тяпа тут же встала на задние лапки, а правую переднюю со смешной солидностью подала Марусе.

Когда они с Тяпой неторопливо пошли «за ручку» к кулисам, Маруся вздрогнула от громкого хохота и аплодисментов.

– Ну вы, девушки, даете! – сквозь смех воскликнул Андрей. – Может, прямо по улице так прогуляетесь? Людям и в цирк ходить не потребуется! Прям не знаешь, смеяться над вами или плакать.

Впрочем, плакать никто из наблюдавших за этой внеплановой репетицией и не думал. Смеялись Андреевы акробаты, смеялись униформисты, и даже пятилетний сын гимнастки Даши Чарской, который вечно вертелся на манеже, тоже смеялся, прыгая на одной ножке и показывая пальцем на Марусю и Тяпу.

И в этом смехе, который заливал Марусю, как живые теплые волны, было то же, что она так ясно чувствовала в сиянии вечернего манежа, и в дыхании замершего зала, и в бравурной музыке, и в стремительном полете гимнастов под перевернутой чашей купола, – не требующее ни доказательств, ни объяснений счастье.

Глава 2

Весь следующий день Маруся ходила по цирку как во сне. Она машинально выполняла свою обычную работу – заряжала секреты и готовила костюмы к ласкинскому номеру, так же машинально отвечала тем, кто о чем-нибудь ее спрашивал, да чаще и не отвечала, а только кивала. Видимо, на лице у нее все это время держалась на редкость глупая улыбка. Во всяком случае, клоун Сидоров, с которым Маруся, как с незнакомым, поздоровалась в его же собственной гардеробной, в которой сама же до сих пор и жила, поинтересовался:

– Что, Мария, бабочки в душе летают?

– Какие бабочки? – вздрогнула Маруся.

– Да говорил кто-то, помнишь? Я забыл кто, ну неважно. Что бывает, мол, в душе бабочки летают. Как у тебя сейчас. Или ошибаюсь?

– Не-а, не ошибаетесь, – улыбнулась Маруся. – Летают, Петр Иванович. Просто целой тучей! Я, знаете, думаю... Можно не только с Тяпой, а еще одну репризу сделать. С воздушными гимнастами. Я еще немножко ее придумаю, потом вам расскажу.

– Ну-ну, – усмехнулся Сидоров. – Дерзай. Силы только правильно рассчитывай, а то с тебя станется и на трапецию полезть. А навыков у тебя пока никаких нет, это ты учитывай. Енгибаров, чтоб ты знала, гимнаст был, каких мало. В общем, если дело у тебя пойдет и не надоест тебе, учиться надо будет, Марусенька. Так и настраивайся. На одном обаянии далеко не уедешь.

– Мне не надоест. – Маруся даже зажмурилась, чтобы убедить Сидорова в полной серьезности своих намерений. – И учиться, конечно... Я же понимаю, Петр Иванович! Что ничего еще не умею.