Книга Все ведьмы делают это! - Надежда Первухина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Более того, Татьяна Алексеевна отнюдь не препятствовала весьма частым совместным прогулкам Инари и Авдея то в Третьяковку, то на Воробьевы горы, безропотно оставаясь дежурить с Машкой и Дашкой. А влюбленный и оттого полный вдохновения писатель отправлялся со своей пассией на дачу в Переделкино – любоваться снегом.
Снега для начала зимы действительно выпало много. Авдей и Инари бродили по узким тропинкам сонного парка, любовались деревьями, похожими на девочек-католичек, одетых к конфирмации...
– В Японии, – говорила Инари, – есть праздник снега. Мы очень любим это время. Тоже уезжаем в парки или в дальние горные монастыри, где снег лежит, как нетронутое полотно... Там прекрасно!
– Я не позволю вам уйти в монастырь, Инари, – улыбался Авдей. – На кого вы меня оставляете?
Инари смотрела на него с непониманием. А потом – с пониманием и испугом в темных глазах.
– Не следует этого говорить, Аудэу-сан...
– Почему? – дыхание Авдея смешивалось с дыханием Инари.
– Вы женатый человек. У вас есть дети.
– Да. И что из этого, если я люблю вас?
– Аудэу-сан...
Хлопья снега падают на целующихся мужчину и женщину. Тишина стыдливо обходит их стороной.
– О Аматэрасу! Я чувствую себя преступницей...
– Скорее, это я преступник. Инари, сокровище мое, ну перестань плакать.
– Ах, Аудэу! Ведь я стала сестрой Вики! Мы принесли друг другу обещания вечной дружбы. А я предала ее, посягнув на того, чье сердце должно принадлежать только ей одной! Будь на моем месте даже дешевая гейша из веселого квартала, и то не сотворила бы того, что сотворила я!
– У нашего преступления есть смягчающие обстоятельства. Мы полюбили друг друга.
Авдей вновь целует мокрое от слез и снега лицо Инари, но та вырывается из его объятий и отходит, отрицательно качая головой.
– Нет. Прошу вас, Аудэу-сан, выслушайте меня! Вы полюбили меня не по своей воле!
– Что за чепуха, Инари...
– Это правда. Неужели вы забыли, что я – тоже дракон, как и ваша супруга?
– А это что-то означает?
– Да. Дело в том, что природные драконы имеют свойство возбуждать любовь к себе, очаровывать людей. И я очаровала вас, потому что...
– Что?
– Полюбила. Я увидела вас давно, случайно... Вы выступали по телевидению в каком-то шоу, и я... Ваш образ будто нарисовали тушью в глубине моего сердца. Потом я встретилась с русскими драконами, а потом познакомилась с Викой. Но поверьте, сначала я не знала, что Вика – ваша жена! Лишь когда мы обменялись душами...
– Что?!
– Это сложный обряд у природных драконов, при котором решившие породниться узнают все о жизни и мыслях друг друга. Так я узнала, что мой возлюбленный уже несвободен и принадлежит моей подруге.
– А что о тебе узнала Вика?
– Что я страдаю от неразделенной любви, – слабо улыбнулась Инари. – К некоему неизвестному.
– Инари, милая... Моя любовь к тебе...
– Молчите, умоляю вас! Это были только чары. И еще, – Инари решительно пошла по тропинке прочь из леса; лицо ее светилось неестественной бледностью. – Это моя вина в том, что вас не узнаёт Вика. Помните тот раз, когда вы пришли с господином магом и господин маг превратился в змея? Я солгала Вике, что господин маг – ее супруг, поэтому она так и обрадовалась ему...
– Боже мой... Но почему она потеряла сознание, когда увидела меня?
– Простите, Аудэу...
– Говорите же!
– Я сказала ей, что вы зубной врач, пришедший ее осмотреть. Я же знаю, что Вика смертельно боится стоматологов,
Авдей чуть в сугроб не сел.
– Теперь понятно, – после тяжелого молчания сказал он, – почему Вика всегда встречает меня таким ревом...
Инари опустила глаза.
– Простите меня, – прошептала она. – Это все из-за любви к вам. Мне хотелось, чтобы вы подольше побыли со мной. Я преступница. Вы вправе меня презирать.
Авдей неловко обнял Инари:
– Успокойся. Пожалуйста. Что ж теперь делать...
Инари только вздохнула.
Они встречались почти каждый день. Авдей говорил теще, что едет снова навестить Вику, а сам, чувствуя себя полным негодяем, покупал букет белых камелий и шел на свидание с Инари. Японка встречала его в своей маленькой квартирке, снятой для нее корпорацией «Новый путь». Инари улыбалась, устраивала чайную церемонию, но за ее грациозностью, улыбкой и нежной речью угадывалась печаль.
– Нет, нет, Аудэу, – качала она головой, когда Авдей, изнемогая от страсти, принимался развязывать пояс ее кимоно. – Я не позволю вам этого.
– Но почему?!
– Как я посмотрю в глаза вашей жене? Нет. Все что угодно, но только не это...
Авдей отступал перед такой твердостью. Иногда японка представлялась ему изысканно-недоступной и холодной, как вода из горного родника. О Вике он никогда не думал подобным образом. Вика была огненной женщиной. Во всех смыслах.
Раздираемый между страстью и долгом, Авдей и не заметил, как читающая общественность принялась вовсю трубить о десятилетии его литературной деятельности. Он вспомнил о том, что является не просто писателем, но еще и почетным членом элитарных ПЕН-клубов, председателем жюри ежегодной литературной премии «Сателлит», присуждаемой молодым авторам. Вспомнил потому, что ему принялись звонить из всех этих организаций и учреждений, выясняя, каким образом писатель Белинский, краса и гордость российской фэнтези, собирается отметить столь значимую дату. Авдей растерялся: ему сейчас только помпезных торжеств и не хватало, особенно если учесть, что дома дети смотрят на папу как на врага всех покемонов, а теща недвусмысленно намекает на то, что она в гувернантки не нанималась...
Так что все вопросы, связанные с юбилеем, Авдей сбросил на своего промоутера, поставив только два условия: чтобы все было скромно и тихо. И не более ста приглашенных.
За день до торжества Авдей позвонил Инари.
– Удобно ли будет, если я приду, – засомневалась японка.
– Если ты не придешь, я оставлю всю эту братву пьянствовать и есть икру, а сам приеду к тебе, – грозно пообещал Авдей, и Инари согласилась присутствовать на вечере.
(Если быть предельно откровенными, то детям и теще Авдей о вечере в свою честь даже не заикнулся).
Мероприятие прошло благопристойно и чинно. Было много речей (официально-хвалебных и хвалебных с юморком), актеры любительского театра-студии при Союзе писателей России, неловко махая мечами, изобразили батальную сцену из авдеевского романа, потом Белинскому вручили очередную премию, причем очень оригинальную: яшмовую фигурку крысы, сидящей на друзе горного хрусталя. Лицо женщины, вручавшей статуэтку, было полускрыто вуалью.