Книга Беженец - Алан Гратц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно раздался женский крик. Выстрел, – бум! – и мир сошел с ума.
Из переулков выбегали люди. Сотни людей! В основном мужчины. Многие из них были в шортах и кедах, а некоторые – без рубашек. И это в сорокаградусную августовскую жару! Коричневые спины блестели от пота. Люди кричали, скандировали какие-то лозунги. Они бросались камнями и бутылками. Они высыпали на улицы, как кофейные зерна из рваного мешка, и быстро одолели немногих полицейских на Малеконе. Изабель увидела, как разлетелось витринное стекло универмага и мужчины и женщины ринулись внутрь, чтобы растащить обувь, туалетную бумагу и мыло.
На улице заревела тревожная сирена. Позади многоквартирного дома поднимался столб дыма. Гавана восстала, и отец и дед Изабель оказались прямо в центре мятежа.
Кто-то бежал от хаоса, но все больше людей мчались к Малекону, и Изабель поддалась общему порыву. Гудели автомобильные клаксоны, разворачивались велосипеды. Народа на улице было не меньше, чем сахарного тростника на поле.
Изабель лавировала между людьми, крепко зажав под мышкой трубу, выискивая взглядом отца и деда.
– Свобода! Свобода! – скандировали восставшие.
– Кастро, убирайся!
– С нас довольно!
Изабель не верила собственным ушам. Людей, критиковавших Фиделя Кастро, бросали в тюрьмы, где они бесследно исчезали. Но теперь улицы заполнили кричавшие:
– Долой Фиделя! Долой Фиделя!
– Папочка! – вскрикнула она. – Лито!
Деда звали Мариано, но Изабель называла его «лито», сокращенно от abuelito – «дедушка».
Прогремели ружейные выстрелы, Изабель пригнулась. Появились полицейские на мотоциклах и военные грузовики. Протест превращался в кровопролитие. По восставшим стреляли, они бросали камни в ответ. Сраженный пулей мужчина упал прямо в ноги Изабель. Она в ужасе отскочила.
Кто-то схватил ее сзади. Изабель вздрогнула и обернулась. Лито! Она бросилась в объятия деда.
– Слава богу, ты жива, – выдохнул он.
– Где папа?
– Не знаю. Мы были в разных местах, когда все началось, – пояснил дед.
Изабель сунула трубу ему в руки.
– Я должна найти его!
– Чабела! – окликнул дед, как всегда, назвав внучку детским прозвищем. – Нет! Подожди!
Но Изабель даже не оглянулась. Она хотела найти отца. Если полиция снова схватит его, отошлет назад, в тюрьму, и на этот раз его могут не выпустить.
Изабель шныряла в толпе, стараясь держаться подальше от места, где полицейские образовали кордон.
– Папа! – звала она. – Папа!
Но она была слишком маленькой, а людей вокруг собралось слишком много.
Увидев, как наверху люди взбирались на большую неоновую вывеску, свисавшую с боковой стены туристического отеля, Изабель поняла, что делать. Она подобралась к одной из машин, застрявших в бесконечной пробке, старому американскому «шевроле» с хромовыми хвостовиками, который был все еще на ходу со времен революции пятидесятых, взобралась на бампер, а оттуда – на капот. Водитель нажал на клаксон и вынул изо рта сигару, собираясь накричать на нее.
– Чабела! – завопил дед, увидев ее. – Слезай оттуда!
Но Изабель, не обращая на них внимания, поворачивалась из стороны в сторону и продолжала звать отца. Вот он!
Изабель увидела папу в тот момент, когда он размахнулся и швырнул бутылку, которая полетела в строй полицейских вдоль дамбы. И это оказалось последней каплей. По команде старшего они ринулись в толпу, задерживая восставших, они избивали их деревянными дубинками. В неразберихе один из полицейских схватил отца за руку.
– Нет! – вскрикнула Изабель и, спрыгнув с капота, стала проталкиваться к столпотворению. Когда она добралась до отца, тот уже лежал на земле, свернувшись клубком, а полицейский колотил его дубинкой. Когда он в очередной раз поднял оружие, Изабель выскочила между ним и отцом.
– Не надо! Пожалуйста! – кричала она.
Гнев в глазах полицейского сменился изумлением, а потом – снова гневом. Он замахнулся дубинкой на Изабель, и та сжалась. Но удара не последовало. Другой полицейский поймал его за руку!
Изабель моргнула. Она узнала своего спасителя! Луис Кастильо, старший брат Ивана!
– Что это ты вытворяешь? – рявкнул первый полицейский.
Луис не успел ответить. Раздался свист. Полиция понадобилась в другом месте.
Злобный коп высвободился из хватки Луиса и показал дубинкой на папу:
– Я видел, что ты сделал. И я найду тебя снова. Когда все закончится. Найду, арестую, и тебе дадут пожизненное.
Луис оттащил его, чуть помедлив, чтобы оглянуться и окинуть Изабель встревоженным взглядом. Ему не нужно было ничего говорить. Когда подбежавший дед помог Изабель поднять отца, она уже все поняла.
Папе нужно бежать с Кубы. Сегодня ночью.
Алеппо, Сирия. 2015 год
Дневной азан[2] из ближайшей мечети эхом пронесся по разбомбленным улицам Алеппо. Мелодичный, неземной голос муэдзина[3] прославлял Аллаха и призывал к молитве.
Махмуд сидел за кухонным столом и делал домашнее задание по математике, но тут же отложил ручку и пошел умываться к раковине. Воды снова не было, поэтому Махмуд наливал ту, что была в пластиковых банках, – ее таскала из соседнего колодца мать.
Валид сидел на другом конце комнаты, перед телевизором, и неподвижно, как зомби, смотрел в экран. Сегодня показывали мультфильм «Черепашки-ниндзя», переведенный на арабский.
Мать Махмуда вышла из спальни, где складывала одежду, и выключила телевизор.
– Пора молиться, Валид. Но сначала омовение.
Одной рукой она держала розовый айфон, а другой – Хану, маленькую сестру Махмуда.
Фатима Бишара, мать Махмуда, высоко зачесывала длинные темные волосы и смотрела на мир пристальными карими глазами. Сегодня на ней была обычная домашняя одежда: джинсы и розовая блуза медсестры, которую она носила на работу. Но Фатима ушла из больницы, когда родилась Хана, чуть позже, чем началась война. Тогда она каждый день приходила домой с ужасными историями о людях, которых помогала собирать заново. Не солдат. Местных жителей. Мужчины с пулевыми ранениями. Женщины с ожогами. Дети с оторванными конечностями.
Фатима не впала в ступор, как Валид. Но в какой-то момент все стало настолько плохо, что она просто перестала говорить об этом.
Закончив омовение, Махмуд отошел в тот угол комнаты, который смотрел на Мекку, и развернул два коврика – один для себя, другой для Валида. Мать привыкла молиться в своей спальне.
