Книга Властелины моря - Джон Хейл

Именно флот и море обеспечивали Афинам сплоченность и единство духа. Подобно викингам и венецианцам, афиняне строили свою цивилизацию на фундаменте мореплавания. Лишь финикийцы и жители островов Полинезии превосходили их по объему морских операций. Древние спартанцы военизировали свое общество, афиняне «оморячивали» его. Наряду с Афиной они, как своему покровителю, поклонялись Посейдону.

Одиссея афинян-мореплавателей предстает перед нашими глазами как одна из величайших в истории морских эпопей. Она изобилует тяжело давшимися победами над многократно превосходящими силами врага, сокрушительными поражениями, битвами, исход которых решался то чистой храбростью, то тактическим гением, то умело выбранной стратегией, а то и просто случайностью. Бывало, удача сопутствовала афинянам благодаря смелому маневру, позволившему вырваться из блокированного порта, а бывало – благодаря отчаянной, целый день продолжавшейся погоне за противником в открытом море. Конструкция триеры с ее плоским дном позволяла вести сражения не только на море, но и на суше. Моряки высаживались на вражеский берег, всадники вскакивали на лошадей, доставленных морем, и летели в атаку на противника, а (военные) инженеры обстреливали стены прибрежных городов из осадных орудий, установленных прямо на палубе триеры. Ходить по морю приходилось при сильных ветрах и волнении, так что штормы и кораблекрушения собирали обильную человеческую дань. Однажды огромная приливная волна, поднятая землетрясением, подхватила триеру и перебросила ее через город, как игрушку.

Триера открыла новую эпоху в мореплавании. Впервые в истории сражения велись в условиях, когда большинство участников так и не сходилось с противником в рукопашной, да, собственно, вообще не видели его в глаза. Оставаясь в укрытии, за специальной перегородкой, или хотя бы защищенные деревянными бортами судна, гребцы не представляли себе, как протекает бой. Они молча сидели на своих местах в ожидании команды и сигнала трубача. Простая личная храбрость значила меньше, чем техническое мастерство и точное исполнение маневра. Боевая задача быстроходной триеры заключалась в том, чтобы одним ударом корабельного тарана обездвижить, разбить и захватить вражеское судно. Таким образом, целью была техника, а не людские силы.

Ключевое значение в сражении с участием триер имело мастерство рулевого. Афиняне называли его kubernetes, в древнеримском, а затем и современном понятии слова «губернатор». Греческий термин спрятан также в акрониме Фи Бета Каппа – Philosophia, Biou Kubernetes: «Философия, жизненный рулевой». Один из множества упреков Платона в адрес флота заключался в том, что для победы в бою он опирается на техническое мастерство рулевого, отодвигая на второе место доблесть гражданина – воина фаланги.

Афинские творцы тактики морского боя стремились прежде всего ввести противника в заблуждение: главное – не грубая сила, а хитрость и мастерство. Тот же самый подход практиковался в это время и на противоположном конце Великого шелкового пути, в эпоху Сражающихся царств в Китае. «Война – это путь обмана», – провозглашал китайский военный гуру, известный под именем Сунь-Цзы, и афинские морские военачальники с готовностью подписались под этим лозунгом. Фемистокл заманил персидскую армаду в узкий пролив у Саламина посредством ложного сообщения. Симон украсил свои суда и одежду моряков персидской морской символикой и, таким образом, захватил противника врасплох. Фрасилл связал свои триеры попарно, так чтобы отряд показался маленькой и соблазнительной мишенью. Как сказал бы Сунь-Цзы, «заманивайте противника призраком преимущества». Сократ писал о распространенной среди ведущих афинских семей практике составлять перечни военных заповедей и передавать их от отца к сыну.

С самого начала афинский флот стал школой государственного управления. Афинский взгляд на историю сосредоточен на крупных фигурах – полководцах, стратегах, демагогах, политика и действия которых приводят либо к славным победам, либо к позорным поражениям. Пусть временами античные авторы взывают к року, национальному характеру, силам природы, наконец, к простому стечению обстоятельств, – в центре поступательно развивающейся истории у них всегда стоит индивид, прежде всего индивид-лидер. И уж само собой, народное собрание Афин всегда возлагало на избранных народом руководителей полную ответственность за последствия их решений.

Две силы внутри самих Афин подрывали морскую политику города. Во-первых, демократическое собрание привыкло относиться к вождям-избранникам народа без должной осмотрительности, а порой даже расточительно, заставляя многих обещающих начальников преследовать частные цели взамен общенародных. А во-вторых, партия антидемократически настроенных граждан передала в конце концов флот и военно-морскую базу в Пирее в руки наследников Александра Великого. Иные афинские аристократы тайно противостояли флоту с самого начала. Среди них был и Платон, чей знаменитый миф о затонувшем материке, Атлантиде, являет собой сложную историческую аллегорию зла, воплощенного в образе морской империи.

И все же огонь открытий и гения, в том числе гения Платона, питался энергией моря. В легендарные времена Дельфийский оракул предсказал, что Афины никогда не исчезнут, это город, предназначенный «бороздить морские просторы». И покуда у него оставались суда, начальники, сильные матросы и железная воля идти на риск и приносить жертвы, Афины выдерживали любые бури и поднимались после любых бед. А в конце, ослабленный дефицитом сильных вождей и подорванный беспомощностью городской верхушки, афинский флот, а вместе с ним и золотой век разом рухнули, словно кто-то вдруг выключил свет. Это случилось в 322 году до н. э.

Афины стали первым истинно современным обществом, которым управляют не цари или священство, не аристократия, но суверенное демократическое народное собрание. Афинянам пришлось бороться с теми же самыми крайностями, с какими имеют дело нынешние демократические страны. Как и нас, их раздирали конфликты между Западом и Востоком, между либералами и консерваторами, между научной мыслью и религиозной верой. Как и мы, они сталкивались с неразрешимыми политическими парадоксами. Тот же самый флот, что привел Афины к демократии у себя дома, за границей превратил их в силу империалистическую, а порой в угнетателя тех же самых городов, освобождению коих из-под власти персов они способствовали. Золотой век отчасти подпитывался той данью, которой Афины обложили своих морских вассалов и союзников. А Парфенон? Эти священные руины из чистого белоснежного мрамора создают в современном сознании образ древних Афин как средоточия безмятежности, высоких видений и классического равновесия. Увы, во времена своего строительства Парфенон вызывал не столь однозначное отношение, ибо деньги на него, хотя бы отчасти, совершенно напрасно, как считали оппоненты Перикла, отнимаются у флота.

Время и зимние дожди смыли с Парфенона его первоначальные алые, золотые, лазурные краски. Минувшие века покрыли травой забвения и потоки крови, многочисленные жертвы, усобицы, поставив на их место современное представление об Афинах. Лишь смутно различая контуры афинского флота, потомство проглядело могучую жизненную силу, стоявшую за всеми этими памятниками. Между тем именно оно, это живое морское существо, все из мышц, полное аппетита, заряженное энергией роста, сформировало блестящий остов вдохновенного искусства, литературы и политических идеалов. Сегодня мы восхищаемся собственной красотой этого остова, но, не проследив жизненный цикл того живого существа, которое его породило, мы не сможем оценить в полной мере ни искусства, ни литературы, ни политики. Ритмические движения весел были сердцебиением Афин золотого века. Соответственно эта книга представляет собой рассказ об уникальном, гигантском по своим масштабам морском организме – афинском флоте, который стал фундаментом цивилизации определенного типа, вдохнул силу в первую великую демократию нашего мира и повел группу обыкновенных граждан в новые миры. Их эпическое плавание изменило курс истории человечества.