Книга Румо, или Чудеса в темноте - Вальтер Моэрс

Какой-то из циклопов с ревом гонялся за курами, остальные оглядывались в поисках еды. Один заметил Румо и, ухмыляясь, двинулся к нему. Маленький вольпертингер зарычал на гуся, чтобы тот убирался из его берлоги, но гусь, высунув язык, зашипел в ответ. Тут циклопу подвернулось несколько поросят, и тот в нерешительности остановился.

Румо вспомнил один проверенный способ: встав на задние лапы так, что оказался почти одного роста с гусем, он снова зарычал, на сей раз громче. Оскалившись, он пригрозил гусю единственным зубом. Гусь молча вышел из берлоги, переваливаясь с боку на бок, а Румо заскочил внутрь. Сбитый с толку гусь остановился и привлек внимание циклопа. Облизнувшись, циклоп подбежал в три прыжка и ухватил гуся за шею. Гусь едва успел гоготнуть, и больше Румо его не видел.

ГЛАЗ И ПЛАВНИК

Лишь когда одноглазые убрались вместе с гусем и поросятами и в пещере стало относительно спокойно, Румо решился выбраться из укрытия. Его как магнитом потянуло к вонючей яме, моргавшей таинственным глазом. Щенок немного побродил вокруг, то и дело поглядывая в яму: не появится ли ее обитатель целиком. Но все было по-старому: плавник то всплывал, то опять погружался в воду, временами показывался глаз, со дна медленно поднимались пузыри, гулко лопаясь.

Румо решился подползти к яме на животе. Сантиметр за сантиметром он подбирался все ближе. До края ямы оставалось всего полметра. Неизвестное существо скрылось, не было видно ни плавника, ни глаза, лишь огромные пузыри лопались с громким хлопком, распространяя зловоние.

Не теряя мужества, Румо закрыл глаза и принюхался. Так и есть! Красные волны усилились. Казалось, они бьются в такт мощному сердцу — медленно, размеренно, спокойно.

Румо не заметил, как из темно-зеленой слизи стала бесшумно подниматься серая громадина. Головой и зубами чудище походило на акулу, а туловищем — на толстенного червяка.

— Здравствуй, — проговорило существо. Голос звучал, будто из глубокого колодца.

Распахнув глаза, Румо в три-четыре прыжка отскочил от ямы, встал на все четыре лапы и затявкал. Вышло не слишком грозно: Румо ведь только щенок. Но не похоже, чтобы существо собиралось вылезти из воды и схватить его. Вдоль туловища червяка, справа и слева, шло по семь крохотных лапок, которыми тот смешно размахивал в воздухе.

— Подойди ближе, — тихо и дружелюбно пробормотало существо. — Я тебя не обижу.

Румо не понял ни слова, но мягкий монотонный голос вселял доверие. Не решаясь приблизиться, Румо перестал лаять и только потихоньку рычал.

— Иди же, — повторил червяк. — Не бойся, давай! Я твой друг.

— Граа-ра-грааха, — отозвался Румо. Он и сам не понял, что хотел сказать, но почувствовал: что-нибудь ответить непременно нужно.

— Ты разговариваешь? Вот так удача! Ведь ты вольпертингер, ты знал об этом?

И не важно, что Румо не понимал, о чем говорил гигантский червяк, главное — кто-то попытался наладить с ним контакт.

— Вольпертингер, — повторил червяк, показав лапкой на Румо. — Ты вольпертингер.

— Вольпаграга, — прорычал Румо.

— А ты способный ученик, — ухмыльнулся червяк и захохотал так, что вода выплеснулась через край ямы. — Скажи-ка: Смейк! — велел он щенку.

Румо смутился.

— Смейк! Смейк!

— Гра?

— Смейк! Скажи: Смейк!

— Смей, — рявкнул Румо.

— Молодец! — обрадовался червяк. — Смейк. Фольцотан Смейк. Так меня зовут.

ИСТОРИЯ ФОЛЬЦОТАНА СМЕЙКА

Фольцотан Смейк принадлежал к виду червякулов. Он мог бы вылезти из воды и жить на суше, но, оказавшись в плену на Чертовых скалах, предпочел прикинуться морской тварью. По собственным грубым подсчетам, Смейку минуло пятьсот лет, и за эти годы ему не раз доводилось слыхать про циклопов с Чертовых скал. Многие уверяли, будто те предпочитают сухопутных животных морским гадам.

Когда циклопы захватили пиратский корабль, на котором плыл Фольцотан Смейк, тот поспешил забраться в бочку с водой и довольно талантливо разыграл бессловесную неповоротливую морскую тварь. Наткнувшись на Смейка, циклопы, тем не менее, притащили его к себе в пещеру и бросили в яму с водой — про запас на черный день. Пиратов они сожрали всего за месяц, а Смейк непостижимым образом уцелел.

В яме Смейк чувствовал себя не слишком уютно. Когда нужно, он, конечно, мог дышать под водой, но считал эту способность лишь постыдным наследием водоплавающих предков. Смейк с радостью отрекся бы от этой ветви своей родословной, но в нынешнем положении приходилось отчаянно хвататься даже за соломинку. Можно сказать, именно предки день за днем спасали его от гибели. Смейк жил в яме с водой уже два с половиной года — еще ни одному живому существу не удавалось так долго продержаться в кладовой на Чертовых скалах. За это время он успел порядком изучить привычки циклопов — по крайней мере те, что они проявляли в пещере. Ему приходилось слушать их чудовищное пение, какофоническое дудение в морскую раковину, барабанную дробь, лишенную всякого ритма. Все это, по расчетам Смейка, случалось раз в полгода, в определенную фазу луны, и продолжалось несколько дней кряду. Теперь он знал заранее, когда циклопы закатят пир горой и будут бесчинствовать — совсем не лишнее знание, учитывая, что в такие дни циклопы особенно налегали на еду и многим эти пиршества стоили жизни. Смейк не раз становился свидетелем того, как во время таких пиров циклопы за самый короткий срок пожирали целые команды матросов с захваченных кораблей. А нескольких несчастных проглотили прямо у него на глазах. Нередко в самый разгар веселья какой-нибудь пьяный циклоп вваливался в пещеру, рвал на куски и пожирал истошно вопящую жертву прямо на глазах у других пленников. Похоже, в дни пиршества кровь действовала на циклопов, как крепкий алкоголь.

Когда циклопы бесчинствовали, Фольцотан Смейк прятался в яме как можно глубже. Его сальные железы выделяли фермент, превращавший воду в зловонную слизь зеленого цвета, от которой тошнило даже циклопов. Ему и самому это не нравилось, поскольку напоминало про другое не слишком-то приятное родство: доисторических серных червей. Только благодаря омерзительному запаху этим созданиям удалось выжить в мире прожорливых ящеров. Смейк сам с трудом терпел невыносимый смрад, но в его положении цель оправдывала средства.

Чтобы не сойти с ума в таких условиях, Смейк создал в воображении собственный мир. Решил, что заключение на Чертовых скалах послано ему судьбой как испытание, подготовка к новому этапу жизни. Иногда Смейку представлялось, будто он меч, подвергнутый особенно суровой закалке, пусть с виду червякул едва ли походил на меч. Что может быть ужаснее, чем жить в постоянном страхе быть съеденным заживо в любую минуту? Зато Смейк знал твердо: теперь-то его ничем не испугать. Он еще бросит вызов смерти — только бы выбраться с Чертовых скал.

Выживать на Чертовых скалах Смейку очень помогали воспоминания. Лишь попав в плен, он научился ценить счастливые минуты прошлой жизни. Глубоко в лабиринтах своего сознания он обустроил каморку, куда заглядывал каждый раз, когда накатывало отчаяние, сильный страх и непреодолимые сомнения. Смейк называл ее каморкой воспоминаний.