Книга Ловец бабочек - Надежда Нелидова

И парень охватил её длинными руками, повалил на себя, крепко прижал. Машка трепыхалась, но хватка у парня была железная, даром, что руки тощие. Электровоз истошно ревел, несясь к ним на всех парах.

За секунды до наезда я зажал губами её крик. Она забила ногами – и обмякла, опала, покорилась, отдалась. Электровоз со страшным воем и свистом пронёсся по соседнему пути, так что у девчонки розовый блестящий плащик вздулся пузыриком. Её бы закрутило и утащило под цистерны налетевшим железным ветром! Но я крепче её ухватил, ещё больнее и жёстче прижался к чёрному сладкому рту. Рот в рот, глаза в глаза.

Рядом оглушительно, бешено, гневно стучали колёса грузового состава. Земля под нами ухала, вздымалась и опадала в такт. И не в такт стучало, колотилось в мою грудь её сердце.

Мы приходили в себя, оглушённые, ошеломлённые. Я понял, что отныне свистну ей, как собачонке – и она потрусит за мной на край света. В данном случае – на незнакомую тёмную опасную дачу.

Она продолжала неподвижно лежать на мне в своём розовом, испачканном в мазуте плащике.

– Алё, гараж! – я похлопал девчонку по холодной щеке. Она подняла встрёпанную голову. И хрипло, осевшим голосом сказала:

– Кайф. Я прямо чуть в трусы не кончила. Подождём следующего поезда?!

Не, что за дела?! Положим, мне-то было хорошо известно, что состав пройдёт по соседнему пути. Перед приближением поезда можно приложиться ухом к шпалам или к земле: они вибрируют и немножко прогибаются, как перед землетрясением. И то чуть в штаны не наложил. Но она-то этого никак не могла знать!

Я помог ей встать, одёрнул на ней плащ. Я понял, кого напоминает девчонка в своём воздушно топорщащемся, светящемся, как шарик розовой ртути, плащике. Мотылька! Отныне я знал, кто будет целовать меня в мокрую от слёз худую щёку. Галантно склонив голову, я шаркнул ножкой и торжественно сказал:

– Просю вашей руки!

Это было то самое полузаброшенное дачное общество, с которого сигнализировала вредная старушонка. Большая часть участков в нём пустовала: дачи вымирали вместе с городом. В основном общество было застроено дощатыми залатанными скворечниками, постройки середины прошлого века.

Крайний к лесу скворечник торчал на взгорке выше остановки. Я, как обычно, сдирал и клеил объявления. Пританцовывая под «Fly Project», наблюдал передвижения на участке. Там всё лето одиноко хлопотала женщина, и огород у неё был возделан как игрушечка.

Особенно она любила возиться в тепличке. Выходила из потайной маленькой железной дверки и пропадала в теплице полдня. Всё это время дверка в дом была открыта. Беленькая тюлевая занавеска от мух развевалась под ветром: наверно, женщина проветривала сырой домик.

На пороге она оставляла банку с водой. Изредка выходила из теплицы, отирая потное лицо косынкой, и жадно пила из банки. Она была толстая и рыхлая: наверно, у неё был диабет.

Дачница садилась на порожек, обмахиваясь косынкой. Отдохнув, исчезала в недрах домика. Выходила оттуда с лопатой или ведром, или каким-нибудь другим инструментом – и снова надолго скрывалась в жирных тёмно-зелёных джунглях теплицы.

С её стороны это было крайне неосмотрительно: оставлять дверь, хоть и заднюю, открытой. Всё же дом находился близко к лесу. Мало ли кто мог забрести. Не знаю, что испытывает кошка в предвкушении поимки беспечной мышки: приятный холодок? Нервно и восторженно пульсирующую точку в районе солнечного сплетения?

Я мог бы незаметно налить в банку прозрачной убойной жидкости. Двух-трёх глотков хватило бы, пока она разобралась с подменой. Но я знал, что серийных преступников выдаёт почерк. Выеденный кислотой провал, чёрно-красное мокрое мясо вместо лица – не слишком ли много одинаковых улик в районе одной остановки?

Главная задача: обезъязычить, зафиксировать, обездвижить жертву. Жертва, само собой, яростно сопротивляется. Если вы думаете, что эта борьба и есть самое тяжёлое – вы ошибаетесь. Для кого как, а для меня самое тягостное началось потом.

Передо мной шевелилось большое живое тело. Я в недоумении ходил вокруг, как лилипут вокруг связанного Гулливера. Я чётко усвоил одно: ЭТО нельзя выпускать живым. Но и держать долго тоже нельзя. А что с ЭТИМ делать? Зачем-то же я ЭТО поймал и связал. Надо что-то предпринимать, действовать как-то. ОНО само по себе не пропадёт, не сгинет с лица земли.

Отчего люди не исчезают бесследно и красиво, как бабочки? Отчего даже цветы, поставленные в банку с водой, уже через пару суток гниют, окрашивают воду в коричневый трупный цвет и превращаются в мерзко воняющую слизь? И лишь единственные на свете существа – бабочки – высыхают, как хрупкие листики. При этом не теряют яркого оперения, а просто осыпаются как розовая, жёлтая, голубая пыльца. Взять горстку на ладонь, дунуть…

Я подобрал запачканную в земле тяпку и блестящим остриём провёл по толстой ноге. Женщина, до этого бешено корчащаяся, как жирная гусеница, замерла. Я слегка ударил женщину по ноге, будто собирался окучивать. Женщина дёрнулась и замычала. Я прислушался к себе, к своим ощущениям: мычанье мешает мне или наоборот, возбуждает? Никак. Мне стало скучно. И я вышел посидеть на порожек, чтобы обдумать произошедшее.

Вдруг показалось, что женщина развязалась, и я пошёл взглянуть. Она продолжала лежать огромной горой в задравшемся линялом ситцевом халате. И ноги… Господи, у неё что, слоновая болезнь? Я одёрнул на ней коротенький халат. Огляделся, сорвал тюлевую шторку с двери и накинул на страшные ноги. Этого было недостаточно.

В углу лежал аккуратно сложенный квадрат чёрной ткани. У отца на даче была такая же, ею укрывали клубнику. Я весь взмок, пока туго заворачивал в него толстуху. Теперь она напоминала громадную куколку.

Кто сказал, что маньяк не парное существо? Что он обязательно бывает только одиночкой? Муж и жена, пара, супружеская чета маньяков – звучит, правда?

Ещё много значит фамилия. Фамилия должна вводить в трепет и навсегда стать именем нарицательным: как у Чикатило или Ганнибала Лектера. Будь серийный преступник гражданином Лыткиным или Пичушкиным – да кто же его вспомнит?! Это же прямое унижение и дискредитация профессии маньяка – такая фамилия.

В этом случае на помощь приходят клички. Битцевский маньяк, Доктор Смерть, Мосгаз. Охотник за младенцами, Безумный мясник, Человек-машина…

Кличка обязана быть звучной, колоритной, редкой и харизматичной, как творческий псевдоним у артиста. Хотя почему «как»? Данное действо и есть мрачный театр одного актёра, режиссёра, декоратора, сценариста-постановщика, костюмера, спонсора творческого проекта (кто скажет, что это не творчество?!)

И даже уборщика. Потому что, увы, как я уже сказал: человек не умирает красиво, становясь воздушной горсткой цветной пыльцы. Он превращается в гору долго гниющего мяса. И скажу вам со всей ответственностью: ни одно существо на свете не воняет так, как человек.

На рекламной тумбе живого места не было. А я одержимо, ожесточённо, притопывая кроссовкой под «Bingo Players», клеил и клеил листовки форматом А4. Макал в клей и безжалостно возил кистью прямо по чужим объявлениям: «Эпиляция и татуаж бровей», «Материнский капитал, обналичка», «Доставка пиццы», «Породистый кот для вязки». К чёрту, к чёрту ваших котов, пиццу, обналички и случки.