Книга Навуходоносор II - Даниель Арно

В отличие от ассирийских царей предыдущего столетия Асархаддона и его сына Ашшурбанипала[8], мы ничего не знаем о чертах личности Навуходоносора. От Асархаддона до нас дошли многочисленные записи, предназначавшиеся для гадателей и заклинателей; очевидно, владыка страдал меланхолией, и они должны были непрестанно утешать его. Ашшурбанипал же сам рассказал о своей бурной молодости. Текстов, которые могли бы что-то сообщить нам о Навуходоносоре, не обнаружено — случайно ли? То ли он был так крепок духом, что не нуждался в услугах специалистов по магии, то ли вавилонские обычаи тогда не дозволяли обращаться к ним — по крайней мере письменно, — сказать невозможно. Во всяком случае, мы точно знаем, что в частной жизни человек мог быть физически и нравственно некрепким, совсем непохожим на того монарха, которого официальные прижизненные надписи представляли решительным и отважным, не страшившимся никого и ничего, неутомимым, торжествующим. Поэтому делать выводы о личности Навуходоносора на основании его публичных заявлений было бы неосторожно. К сожалению, в наше время ни в малейшей мере не приходится доверять книге пророка Даниила, как бы ни была она ярка. Написана она была в эллинистическую эпоху, много позже смерти царя, и, вне всякого сомнения, не передает исторический облик Навуходоносора. Нельзя даже быть уверенным в том, что автор не путает Навуходоносора с Набонидом, ошибочно считая Валтасара сыном первого, тогда как этот правитель, по всей видимости, приходился сыном именно Набониду. На самом деле Даниил представляет нам портрет типичного восточного владыки — бесспорно, очень живо и очень талантливо; но литературные достоинства не делают его книгу историческим источником, пригодным для пользования.

Можно догадаться лишь об одном аспекте частной жизни Навуходоносора: он явно беспокоился о своем здоровье; но были ли к тому основания, неизвестно. Царствовал он долго, а значит, в любом случае был человеком физически крепким. Но тревоги его несомненны. Он говорил о себе, что «желает остаться в живых», и только он один во всей череде царей Ассирии и Вавилона высказывался так. Он восстанавливал храмы, в которых обитали божества-целители: три — в Барсиппе, два — в Вавилоне, один — в Сиппаре. Из тех же побуждений он желал, чтобы храм «Верховной владычицы» в Вавилоне получал самые богатые приношения, ибо видел в этой богине прежде всего «Матерь целящую». Надо сказать, храм он построил не очень большой: его площадь представляла собой прямоугольник 35x43 метра, что было средним размером для вавилонских святилищ. Другие храмы археологами не найдены; должно быть, они тоже были сооружениями довольно скромными. Но дело не в их габаритах: почитание богов этой «специализации» указывает на состояние духа царя.

Навуходоносор, похоже, не увлекался женщинами. Для современного ему общества, судя по семейным письмам, это было нетипично. Правда, уже с III тысячелетия женщины не имели политической власти, а с конца его были лишены всех религиозных функций, но в экономике и общественной жизни VI века они играли важную роль. Между тем государь вообще не уделял внимания женским божествам, уповая лишь на те из них, которые могли помочь его здоровью; он почитал их исключительно из соображений сохранения своей жизни. Немного времени спустя Набонид вел себя совсем не так, как его предшественник, но никто не проявлял на сей счет недовольства или хотя бы удивления. Поэтому напрашивается вывод: если бы Навуходоносор избрал такую же линию поведения, то нисколько не шокировал бы людей своего времени; следовательно, его образ действий вызван не стремлением угодить общественному мнению, а собственными соображениями.

В текстах время от времени попадаются упоминания о девяти детях Навуходоносора: семи мальчиках и двух девочках. От одной ли матери все они были рождены, сегодня сказать невозможно. Царь вполне мог иметь и других детей; ни один документ не дает нам ни полного, ни частичного перечня царской семьи. Имена царских отпрысков дают скромные указания на постепенные перемены в политике их отца, так же как и хронология его строительных работ в Вавилонии. Самого старшего звали Эанна-шарра-усур («Дом небесный, храни царя»). «Дом небесный» — это старейший и великолепнейший храм Урука. Ясно, что в момент рождения этого ребенка Навуходоносор занимался укреплением своей власти: новорожденный должен был снискать отцу милость храма того города, с которым, как можно догадаться, его связывали семейные традиции. Так обычно поступали частные лица; царь, уподобляясь им, невольно выдавал недостаточную уверенность в своей силе. Но при рождении второго сына, Набонида («Набу велик»)[9], этот порог был пройден. Его имя включает имя главного бога страны; таким образом его отец как бы приветствовал всю Вавилонию и, можно считать, утверждал ее единство. Пять имен остальных сыновей взывают к Мардуку как божеству, дарующему плодовитость и благополучие; значит, ко времени их рождения царствование их отца продолжалось уже давно; таким образом государь добровольно или вынужденно выказывал свое расположение богу — покровителю города Вавилона и его почитателям.

Единственная дочь, о которой мы хоть что-то знаем, звалась, как ни странно, не полным, а лишь уменьшительным именем Кашшайя, причем и значение этого прозвища до нас не дошло. Про нее известно лишь то, что она была благотворительницей храма богини Иштар в Уруке. Молчание источников достойно сожаления, ибо она занимала совершенно исключительное положение: была царской дочерью и внучкой, сестрой царя Амель-Мардука, супругой царя Нериглиссара и, несомненно, матерью царя Лабаши-Мардука. Иначе говоря, она, так сказать, была связующим звеном трех поколений династии, основанной ее отцом. Зная, какую политическую и интеллектуальную роль в карьере и образовании сына играла мать другого будущего государя, Набонида, можно лишь испытывать сожаление, что Кашшайя для нас остается стертым профилем.

Каким отцом был Навуходоносор? Об этом не говорится ни в одном тексте. Его надписи не позволяют об этом судить, да и ожидать этого нельзя. Своих «потомков» (без дальнейших уточнений) царь упоминает лишь для кратких и банальных пожеланий: «Да процветут они на царстве своем» или «Да господствует оно вовек» над людьми. Ничего личного, неформального в его тоне нет. Как и всякий вавилонянин, царь хотел, чтобы потомство его было обильным. Лишь раз он обратил внимание на супруг будущих царей. В одной из молитв к богине-матери он пожелал им легких и неопасных родов. Не объясняется ли такая забота, довольно неожиданная в официальном документе, какими-либо несчастными случаями, произошедшими при дворе?

Подобно своему отцу и собственным преемникам, Навуходоносор остался для нас царем без лица. В Вавилонии он нигде не изображался — в то время это просто не было там принято. Изображения встречаются только в Леванте, на наскальных рельефах Вади-Брисса и Нахр-эль-Кельба. Над ними, правда, поработала эрозия, но в любом случае невелика потеря. Торжествующий монарх представлен настолько стилизованно, что ничего индивидуального в его чертах, без сомнения, не осталось: рельефные изображения дают просто обобщенный образ «царя». Точно в том же стиле были сделаны и стелы Набонида десятилетие спустя.