Книга Тайная жена Казановы - Барбара Линн-Дэвис

Матушка провела Джакомо в кабинет с несколько нервной улыбкой. Выходя, оставила дверь открытой — я подозревала, что она в соседней комнате будет вышивать и слушать нашу беседу.

— Buon giorno, Катерина, — приветствовал Джакомо. — Что вы читаете?

В окно струился солнечный свет и падал на его зеленый шелковый камзол. Он присел и стал вглядываться в разноцветные картинки.

— А-а! — тут же разочаровался он. — Молитвы.

— Мне нравится читать истории о святых, — сказала я, пытаясь, чтобы в моем голосе звучала заинтересованность.

— Неужели? — он подвинул стул поближе ко мне. — Святые живут ужасно скучно.

Мне понадобилась всего секунда, чтобы собраться с мыслями после такой откровенности.

— Насколько я понимаю, у вас жизнь нескучная? Не святая? — поддразнила я.

Он громко рассмеялся:

— О да, святым меня не назовешь! Жизнь — это праздник, когда позволяешь себе ею наслаждаться: получать удовольствие от крепкого здоровья, полного кошелька и любви. — Он коснулся своей ногой моего бедра, и я ощутила, что в кармане его бриджей лежат часы.

— Это ваш рецепт счастья? — поинтересовалась я.

В глазах его плясали чертики. Неприкрытая радость вызвала у меня улыбку.

— Да. Случаются, конечно, неудачи, несчастья… мне ли не знать! Но уже само наличие этих несчастий доказывает, что счастья намного больше!

— Несчастья? — проявила я любопытство: а есть ли что-то большее за модной одеждой, украшениями и красивым лицом? Но он не дал возможности мне это узнать. Казанова уже встал, меняя тему разговора.

— В этой библиотеке читать нечего? Только гроссбухи и религиозные книги? — спросил он, разглядывая полки. — Ни поэзии, ни романов?

— Только гроссбухи и жития святых, — ответила я, краснея. — Отец другое мне читать не разрешает.

— Вы заслуживаете намного большего, чем может предложить эта библиотека, — сказал он, недовольно покачивая головой. — На первый взгляд библиотека впечатляет, но, по сути, читать здесь нечего. Мой долг принести вам книгу, которая заняла бы ваш разум.

— Какую? — оживилась я. — Из того, что вы сами прочли?

— Ваш покорный слуга начал и сам писать, — ответил он, слегка кланяясь. — В прошлом году мой перевод одной французской оперы на итальянский поставили на сцене в Дрездене.

— Ничего себе! — воскликнула я, всплеснув руками.

— Хвастаться нечем, — с серьезным лицом ответил он. — Кажется, он понравился только моей матушке.

— О… — протянула я, одновременно веселясь и смущаясь из-за его театрального провала. — Уверена, вы талантливый писатель. Может быть, музыка была плоха.

— Вы просто восхитительны, мой ангел, — вздохнул он, казалось, даже жалея об этом. Он вновь сел рядом, взял меня за руку. — Завидую тому мужчине, которому суждено стать вашим супругом.

Раздался звон металла: у сидящей в соседней комнате мамы из рук выпали ножницы? Я отстранилась.

— Не стоит, — виновато прошептала я.

— Я все понимаю, — ответил он и глубоко вздохнул. Провел рукой по тщательно уложенным волосам, сбрызнутым духами с запахом жасмина. — Конечно же, вы правы. Не следовало мне приходить, но я не мог удержаться.

От этих слов любовных жар из моей души растекся по всему телу, лицу.

— Вы еще придете меня навестить? — спросила я. — Мне так одиноко… а вы так поднимаете мне настроение. — Я дерзнула коснуться его предплечья.

Он переложил мою руку себе на грудь, где я услышала, как бешено колотится его сердце, а под тонкой рубашкой ощутила его теплую кожу.

— Обязательно, — пообещал он, вставая и глядя на меня глазами, в которых, казалось, зрело решение. — Не должен приходить, Катерина. Но обязательно приду.

Глава 5

— Надеюсь, ты понимаешь, что не сможешь надолго увлечь его?

Пьетрантонио вел со мной беседу, когда мы несколько недель спустя шли к Кампо Санта Маргарита. Мы сказали маме, что вместе отправляемся на мессу, она поверила и поцеловала нас в щеки на прощание.

— Почему? — стала спорить я с братом. — Кажется, Джакомо очень увлечен мною.

— Он привык к более интимным отношениям. — Пьетрантонио скосил на меня лукавый взгляд. — А не к четырнадцатилетней девчонке, которая до сих пор молится перед сном.

— Откуда ты знаешь? — вспылила я, видя, что он складывает ладоши, показывая, как я пылко молюсь.

— Не пойми меня превратно… — засмеялся он. — Мне очень хотелось бы, чтобы он в тебя влюбился. Это еще больше укрепило бы наши деловые связи. Но… особых надежд не питаю.

Я густо покраснела, смутившись его намеков.

— Мы все можем измениться в лучшую сторону, — напомнила я, повторив фразу, которую часто говорит наш приходской священник, отец Людовико.

— Все можем изменить, да? — передразнил меня Пьетрантонио. — Ну-ну, говори дальше… раз ты так хорошо разбираешься в мужчинах.

Оставшуюся часть пути я предпочла молчать.

Через несколько минут мы подошли к таверне. Мне всегда было интересно, где Пьетрантонио проводит время, и теперь я могла убедиться в этом воочию. Мои глаза привыкли к полутьме внутри, куда свет проникал лишь через пару полузакрытых ставнями окон. Все воняло сладковатым дешевым вином с запахом абрикос и фиг. Потрепанные мужчины и пара явно вульгарных женщин сидели за столом и играли в карты. Я чувствовала себя не в своей тарелке, неуютно, но, кажется, никто не обратил на меня никакого внимания. Взгляды собравшихся были прикованы к поблескивающей серебром горстке цехинов.

Пьетрантонио провел меня к перегородке, отделяющей часть помещения. За ней меня ждал Джакомо.

Он тут же вскочил, когда увидел меня.

— Ну, наконец-то! — Он покрыл мою руку поцелуями. Я тут же расслабилась, ничуть не жалея о своем решении прийти сюда.

Подняв голову, я с досадой заметила присутствующую здесь синьору Кастелло. Любовницу моего брата. Возлежа на диване, стоящем у боковой стены, она послала мне воздушный поцелуй. Я не стала обращать внимание на эту мерзкую женщину. Она была замужем за каким-то несчастным, который был, видимо, настолько плох, что она предпочла ему моего брата.

Пьетрантонио подошел к своей любовнице. Ее платье было высоко задрано, он приветствовал ее, положив руку ей на голое бедро, выше чулок и подвязок.

— Я купил тебе подарок, — сказал Джакомо, пытаясь отвлечь меня от такого отталкивающего зрелища. И подарил мне пару длинных кожаных перчаток. Ярко-синего цвета с черным геометрическим рисунком. Мне их носить было не с чем, особенно они не подходили к цветному индийскому хлопчатобумажному платью, которое было на мне в тот день. К узору в мелкую веточку и цветочки. Я даже задумалась — после неприятного разговора с братом, — не купил ли он эти перчатки для кого-то другого, а потом решил отдать их мне.