Книга Слепой против маньяка - Андрей Воронин

Катя, не вынимая пальцев из анального отверстия Григория, продолжала мастурбировать его огромный член.

– Пошевели пальцами, пошевели! – захлебываясь слюной, приказал Синеглазов.

Катя выполнила и это.

Затем Синеглазов резко разогнулся и повернулся к Кате лицом.

– А теперь – в рот, крошка, в рот.

– Не хочу, – сказала Катя сквозь сжатые зубы.

– Это что значит «не хочу»? Не можешь или не хочешь?

– Не хочу! Не хочу! – истерично выкрикнула девочка, и по ее щекам покатились слезы, смешиваясь с каплями воды, в глазах появился страх.

Вот этого момента Синеглазов и ждал. Он схватил девочку за плечи и заставил стать на колени. А затем принялся тыкать членом в ее плотно сжатые губы. Член упирался в закрытые глаза, в нос, в щеки, в уши. Но Катя упрямо не открывала рот.

– Что же ты, недотрога? – сказал Синеглазов. – И никогда этого не делала даже со своими мальчиками?

– Никогда, – сквозь зубы прошипела Катя.

– А вот со мной будешь делать.

Катя смотрела сквозь ресницы на черные мокрые носки Синеглазова. Пальцы Синеглазова сжали голову Кати так сильно, что ее рот открылся. Жилистый член Синеглазова еще раз ткнулся в ее губы и скользнул в рот. Катя едва не задохнулась. Она попыталась вырваться, но это ей не удалось.

– Не нравится? – рычал Синеглазов и заглядывал в полные смертельного ужаса глаза Кати. – Совсем не нравится? А говорила, любишь сладкое. Только попробуй сжать зубы, и я размозжу тебе голову о стену! Ясно, маленькая стерва?

Катя покорно делала все, что хотел этот страшный мужчина. А он, как она ни старалась, никак не мог кончить. Он буквально рвал ее на куски, тряс, заставлял лизать ему ноги, лизать задницу. Катю от отвращения стало поташнивать.

Наконец, она не смогла удержаться и ее вырвало. Это привело Синеглазова в неописуемый восторг. Он принялся пачкать Катино тело рвотной массой. Он обмазывал ее лицо и просил:

– Еще, еще блевани…

Катю продолжало рвать. И не потому, что она подчинялась его требованию, она просто не могла сдержаться. Она сотрясалась от судорог, хлебала воду, а ее все выворачивало.

Член Синеглазова вошел в ее промежность. Но, как ни старался мужчина, все попытки кончить были безуспешны. И тогда он принялся хлестать ладонью девочку по лицу. Та от ужаса даже не могла кричать.

– Сволочь! Сволочь! Стерва! – шептал Синеглазов.

Кровь сочилась по губам Кати, а на лице Синеглазова застыла гримаса неудовольствия.

– Мало крови, мало! – и он ударил девочку кулаком в нос.

Катя потеряла сознание, и если бы Синеглазов не держал ее, то рухнула бы на дно ванны, где винтом закручивалась и пропадала в водостоке вода, смешанная с кровью и пеной.

Синеглазов поднял Катю за волосы, переключил воду и направил холодные струи ей в лицо. Она быстро очнулась.

– Отпусти… Отпустите меня… Отпустите, я вас прошу… – лепетала девочка, захлебываясь водой.

– Это только начало, – прошептал мужчина и, перевалившись через край ванны, потянулся и взял свой кожаный ремень.

Он сделал петлю и быстро привязал ее руки к змеевику.

– А теперь я завяжу тебе рот, чтобы ты не вздумала крикнуть…

Он полотенцем завязал рот девочки.

Затем Григорий Синеглазов вышел из ванной и вернулся, держа в руках чемоданчик, с какими ходят, как правило, водопроводчики, и стул, захваченный им в кухне. Он поставил стул возле ванны, на него с грохотом водрузил чемоданчик и раскрыл его.

Катя пришла в себя и глазами, полными смертельного ужаса, посмотрела на страшные инструменты. Вернее, страшными они были только в этой ситуации.

Поблескивали огромные никелированные скальпели, щипцы, ножи, пилы, какие-то странные сверла. Катя закрыла глаза и потеряла сознание. Она висела на ремне, который не давал ей упасть. Пальцы ее рук посинели.

Синеглазов вновь исчез в недрах своей квартиры и вернулся с маленькой бутылочкой нашатырного спирта и фотоаппаратом. Он повесил фотоаппарат на шею и придирчиво осмотрел висящую на ремне бесчувственную девочку.

– Хороша, чертовка, – пробурчал он и облизал пересохшие губы и принялся ощупывать ее худые колени.

А затем прижался спиной к белому кафелю стены и щелкнул фотоаппаратом.

Вспышка была мгновенной. Синеглазов сладострастно поежился.

– Еще парочку снимков на память. Парочку снимков для начала. Это первый этап. Пока ты, крошка, цела.

Еще несколько раз вспышка залила безжизненным светом ванную комнату.

Затем Синеглазов поднес бинт, смоченный нашатырем, к лицу Кати. Та поморщилась, открыла глаза и попыталась подняться на ноги. Но ванна была мокрая. Она поскользнулась и вновь повисла на ремне.

– Вот так-то будет лучше. Смотри сюда, смотри внимательно – прямо в объектив! – приказал Синеглазов и нажал кнопку.

Это повторилось несколько раз. Кате казалось, что она уже ослепла от вспышек.

– Повернись! – приказывал мужчина. И Катя выполняла его приказы.

– А теперь улыбнись, – Синеглазов снял полотенце. – А если будешь кричать – отрежу язык.

Катя попыталась улыбнуться в кровь разбитыми губами. Улыбка получилась страшной, глаза были полны страха, зрачки расширились.

Синеглазов был удовлетворен. Он закрыл объектив крышечкой, снял аппарат с шеи и положил на ящик с бельем.

– А теперь начнется самое интересное!

Далее началось самое ужасное. Через час растерзанное, исполосованное тело Кати Фроловой покоилось на дне ванны. Все вены были вскрыты, горло перерезано от уха до уха, живот распорот. И уже не вода, а темная кровь вертелась в водостоке…

Синеглазов сидел на краю ванны, улыбаясь, глядя на свой вялый член. Он опускал ладонь в кровь, пачкал себе лицо, грудь, вымазывал еще почти горячей кровью свой член. Тот от прикосновений набухал, наливаясь силой.

Сделав еще с десяток снимков, Синеглазов остался удовлетворен сделанным. Он сел в ванну прямо на ноги Кати Фроловой и двумя руками вцепился в девичью грудь. Он мял и терзал ее так сильно, словно это были мячики для тренировки пальцев. А потом принялся мыться, словно абсолютно не замечал того, что у него под ногами.

Вымыв голову шампунем, Синеглазов вытерся и причесался. Вся кровь из тела девочки уже ушла.

Затем тело было расчленено на куски, каждый кусок тщательно вымыт. В коридоре, рядом с ванной, Синеглазов расстелил целлофан и принялся паковать в него то, что еще недавно было гимназисткой, то, что еще недавно смеялось, двигалось, то, что хотело жить. Синеглазов, как мясник, взвешивал в руках каждый кусок обескровленной плоти, тщательно заворачивал его в целлофан и завязывал бечевки аккуратными бантиками.