Книга Великие Цезари. Творцы Римской Империи - Александр Петряков

Понтийский царь отверг выдвинутый Суллой ультиматум вернуться к старым границам. Начались военные действия, и Сулла в первом же сражении разбил Митридатовы войска под командованием Архелая, который с остатками потрепанной армии укрылся в Афинах. Осада греческой столицы длилась долго, потому что у Суллы флота не было и он не мог препятствовать подвозу продовольствия и вооружений со стороны моря. Для изготовления осадных машин полководец приказал вырубить исторические рощи Академии и Лицея. Казна была пуста, поэтому он распорядился ограбить храмы и святилища. Общей участи должен был подвергнуться и храм в Дельфах, один из самых почитаемых в Греции. И когда посланный туда грек, фокеец Кафид, сообщил Сулле, что кифара в храме стала сама по себе звучать и это, дескать, так Аполлон выражает свой гнев и негодование, то Сулла его успокоил, сказав примерно следующее: «Ты ошибаешься, Кафид, бог, наоборот, ликует от радости, что может хоть чем-то помочь римлянам, поэтому бери всю утварь, не стесняйся и принимай ее у жрецов по весу».

Неизвестно, сколько времени продлилась бы осада Афин, если бы не болтливые старики. Они ругали афинского тирана Аристиона за то, что тот оставил без охраны одну часть стены, куда неприятель может приникнуть без особых потерь. Это кто-то подслушал и донес Сулле.

Таким образом, из-за длинных языков город был взят, и не было пощады никому: кровь убитых текла по узким улицам и заливала площади и предместья, как об этом свидетельствует Плутарх.

Но до победы над Митридатом было еще далеко. Царь, имея крупные людские и материальные ресурсы, выставил против Суллы новое стотысячное войско. В сражении под Херонеей счастье вновь было на стороне римлян, несмотря на многократно превосходящие силы противника.

Между тем в Риме вновь происходит марианский переворот, и власть переходит к популярам. Главнокомандующим вместо Суллы назначается консул Валерий Флакк, у которого было всего два легиона, и он не рискнул вступить в сражение с победоносным Суллой. Обе армии постояли в виду друг у друга в Фессалии, а затем Флакк отправился в Малую Азию на войну с Митридатом. Сулла не стал его преследовать, полагая, что перед лицом внешнего врага внутренний становится союзником.

А в Греции, где стояла армия Суллы, вновь появились полчища врагов. Решающая битва произошла в болотистой местности неподалеку от Орхомена. Военное счастье в критический момент битвы готово было ускользнуть от удачливого Суллы, но он остановил бегущих солдат такими словами: «Я здесь умру прекрасной смертью, римляне. А вы, когда вас спросят, где вы предали своего императора, не забудьте сказать: под Орхоменом». Едкий укор этих слов подействовал на воинов, и боевой дух был восстановлен.

Армия Флакка, понесшая потери в боях с Митридатом, в определенный момент взбунтовалась, и солдаты убили своего командующего. Сменивший его талантливый легат Гай Флавий Фимбрия вышиб Митридата из его столицы Пергама.

А в Риме тем временем свирепствовал Цинна, ставший после смерти Мария в восемьдесят шестом году очередным диктатором от популяров и, стало быть, главным политическим противником Суллы. Метелла, жена полководца, с трудом вырвалась из столицы к мужу и умоляла его вернуться в Рим, чтобы навести там порядок. Сулла встал перед выбором: добить Митридата или заключить с ним перемирие, чтобы освободить руки для борьбы с Цинной, собиравшим уже флот и войска для гражданской войны с победителем Митридата.

Переговоры о мире полководец вел с Архелаем, который предложил ему от имени царя деньги и флот для борьбы с внутренними врагами в обмен на то, что римляне уйдут из Азии и Понта. Сулла же предложил Архелаю самому добить Митридата и «воцариться вместо него», но грек гордо заявил, что он не предатель. Сулла ему на это сказал вот что:

«Так, значит, ты, Архелай, каппадокиец и раб, или, если угодно, друг царя-варвара, не соглашаешься на постыдное дело ради таких великих благ, а со мною, Суллой, римским полководцем, смеешь заводить разговор о предательстве. Будто ты не тот самый Архелай, что бежал от Херонеи с горсткой солдат, уцелевших от стадвадцатитысячного войска, два дня прятался в охроменских болотах и завалил все дороги Беотии трупами своих людей!»

После этой грозной речи Архелай прекратил торговаться и принял условия Суллы, вполне умеренные: вернуться к довоенным границам и выплатить контрибуцию в размере двух тысяч талантов, а также передать римлянам семьдесят обшитых медью кораблей.

Митридат тем не менее не был готов к таким условиям и прислал послов, сказавших, что царь не хочет давать флот и не согласен отдавать Пафлагонию.

«Что вы говорите? – отвечал в гневе Сулла. – Митридат притязает на Пафлагонию и спорит о флоте? А я-то думал, что он мне в ноги поклонится, если я оставлю ему правую руку, которою он погубил стольких римлян? Но погодите, скоро я переправлюсь в Азию, и тогда он заговорит по-другому, а то сидит в Пергаме и отдает последние распоряжения в войне, которой и в глаза не видал!»

После этого победоносный полководец встретился с самим Митридатом, и мирный договор был подписан на условиях Суллы.

Конечно, следовало бы продолжить войну и добить заносчивого пергамского владыку, но в этом случае пришлось бы вести войну на два фронта: с ним и легатом Фимбрией, а это измотанным войскам Суллы было бы не под силу.

Впрочем, он боялся напрасно: едва войска победоносного и овеянного славой Суллы подошли к легионам Фимбрии, солдаты его стали перебегать к Сулле, не намереваясь проливать кровь за демократов.

Затем Сулла во главе сорокатысячного войска двинулся в Италию. В Брундизии он высадился весной восемьдесят третьего года. Победа под стенами Рима далась с большим трудом. В решительный момент битвы Сулла снял с груди золотую статуэтку Аполлона из Дельф и в молитве попросил у Бога помощи. Вероятно, Аполлон и вправду благоволил к полководцу, если даже после ограбления своего святилища все же осенил «счастливца» викторией.

Войдя в Рим, Сулла тотчас же собрал сенат в храме Беллоны, а неподалеку в это время его солдаты добивали уцелевших противников. Когда сенаторов стали беспокоить крики убиваемых, Сулла попросил их «слушать его внимательно, а не отвлекаться на вопли кучки негодяев, которым по его приказу дают урок».

Но это было лишь начало. Он стал казнить не только своих политических противников, но и личных врагов. Казням не было конца, и тогда кто-то попросил диктатора избавить римлян от неизвестности. Пусть скажет открыто, кто ему неугоден. Тогда он составил списки, вошедшие в историю, как проскрипционные. Конечно, многие поплатились жизнью лишь за свое богатство. Сулла лишал гражданских прав и прав на имущество также и наследников, и Плутарх называет это вопиющей несправедливостью. Историк размышляет и о причинах жестокости Суллы, объясняя ее скрытыми пороками и переменчивым характером диктатора.

Действительно, есть тут некая загадка. Ведь Сулла был по тем временам человеком просвещенным – знал и любил греческую литературу и философию, окружал себя поэтами, художниками, актерами, благоволил к театру, был в полном смысле обаятельным и душевным человеком с большим чувством юмора. Думается, знаменитые его проскрипции служили не только утолению мести, но были также трезвым расчетом диктатора, что он уничтожает зерна грядущих и возможных смут, то есть тем самым укрепляет порядок в государстве.