Книга Любя, гасите свет - Наталья Андреева

Городок прилепился к этому мосту, как пчелиный рой к стволу березы. В детстве я наблюдала такую картину: пчелы роились и искали, где осесть. То ли они отдохнуть повисли на этой березе, то ли увидели подходящее дупло. Пчелы висели вокруг мощного древесного ствола, и точно также облепили мост дома в моем родном городишке. Роль пчелиной матки, разумеется, выполняло здание городской администрации. Потом появилась другая пчелиная матка: новенькая поликлиника. И домишки снова начали роиться, расползаясь поближе к ней.

Даже в этом убогом месте меня жалели. Я ведь была дочерью технички. И жила в коммуналке. Ела хлеб с маргарином и всегда оставалась после занятий мыть полы. Но зато мне повезло с соседями. Точнее, с соседом. Его звали дядя Слава. У него было трое детей. Старшая – моя ровесница. Поэтому мне перепадали ее вещи, которые я донашивала. А все вещи у нее были хорошие, дядя Слава даром что жил в коммуналке, он одним из первых в нашем городишке стал «челночить». В четверг, субботу и воскресенье жена дяди Славы стояла на вещевом рынке. Дела у моих соседей шли в гору. За два года до того, как я окончила школу, дядя Слава купил хороший дом и вместе со своей семьей переехал туда.

Я даже поплакала. Дядя Слава жалел меня больше всех. И иногда привозил мне вещи. Мне, понимаете? Его дочь занималась с репетиторами, ее тянули на золотую медаль, а мне позволено было сидеть в уголке и слушать. Дочка моего благодетеля была туповата, зато мне Господь подарил прекрасную память. Моей задачей было запомнить все то, что говорил репетитор, а его туповатая ученица не успела или не захотела записать. Мне тетрадки и ручки не полагалось, не моя ведь мать платила за эти занятия. Я все запоминала. Потом повторяла неоднократно своей соседке, чтобы и та запомнила, и попутно разжевывала. Постепенно я привыкла получать сверхурочные знания, и когда дядя Слава со своей «золотой» дочкой переехал, я перебазировалась в городскую библиотеку.

Дочка дяди Славы (я теперь даже и не вспомню ее имени) долго искала себя. То она хотела стать врачом, то переводчиком, то актрисой. Поэтому мне перепал отличный курс химии, вполне неплохой – биологии, достойный – английского и итальянского, да еще уроки актерского мастерства. Километрах в тридцати от нашего моста был настоящий город, большой, красивый, с древней историей. И даже с театром. Денег у дяди Славы благодаря торговле на рынке было полно, и к его дочери приезжала сама ведущая актриса из этого театра, и, между прочим, жена главного режиссера!

Училась я неплохо, хотя на отличные оценки для меня учителя скупились. Ведь моя мама не могла их отблагодарить. Даже из жалости я не стала отличницей. Получала лишь то, что честно зарабатывала. В последний год подрезали с медалью. Что поделаешь: лимит. В городе хватает достойных людей, у которых есть дети-выпускники. Зато я осталась твердой «хорошисткой». А моим знаниям могли позавидовать все медалисты распавшегося к тому времени СССР. Я никогда и не обижалась на оценки. В конце концов, что такое оценки? Кому они потом нужны, во взрослой жизни? Когда я поступала в институт, председатель приемной комиссии с удивлением спросил:

– Девушка, а что вы здесь делаете? Вам в МГУ надо.

Я даже не стала готовиться, когда взяла билет. Это было слишком легко. Но МГУ для дочери технички из города-моста? Не говоря уже об отце-зеке! Биографией, как говорится, не вышла.

– Зря не пошла в Университет, – с улыбкой сказал дядя Слава.

– Мое от меня не уйдет. – И я угадала, потому что второй диплом выдала мне Высшая школа экономики.

– Ишь ты какая! – И он одобрительно покачал головой.

Лишь благодаря ему я попала в Москву и поступила в столичный институт. Дядя Слава вновь появился в нашей коммуналке, когда я достойно перешла в последний, выпускной класс. Сказал:

– Надо что-то делать с комнатой. Квартирантов, что ли пустить? Они вам не помешают?

Смотрел он при этом на меня. А посмотреть было на что. Может быть, я и одевалась плохо, но природную красоту разве скроешь? Фигура у меня всегда была что надо. Узкая талия, широкие бедра, высокая грудь. Кожа гладкая, упругая, удивительно белая.

– Как ты выросла, Вита, – с удивлением сказал дядя Слава.

Дядя? Ему было тридцать семь в тот день, когда он пришел сдавать свою комнату в коммуналке. Но так и не сдал. Там мы с ним и встречались. Неудобно же в одной комнате с моей мамой, хотя мы никогда не делали это при ней.

– Я бы с удовольствием на тебе женился, Вита, – говорил мне Слава, – но ты же понимаешь: трое детей.

– Шлюха, – шипела мать. – Смотри, в подоле не принеси.

Мне было семнадцать, а на дворе гремели выстрелами лихие девяностые. Слава к тому времени развернулся. Замахнулся на фармацевтический бизнес. Но даже в нашем городишке у Славы хватало конкурентов. После окончания школы мой любовник повез меня в Москву. Снял мне квартиру, помог подать документы в столичный вуз. Он очень много для меня сделал, мой первый любовник. Гораздо больше, чем все последующие.

Есть такое амплуа: жена. У меня есть хорошая знакомая, на которой все хотят жениться, даже не смотря на то что она давно и счастливо замужем. Все равно предлагают. А есть другое амплуа: любовница. Женщина, на которой никогда не женятся. Почему? Совершенно непонятно. Вот я по жизни – любовница. Можно сказать, идеальная любовница. Любовница-мечта. В моем послужном списке блестящая карьера именно любовницы. От просто любовницы до вип. Но повторяю: никто не сделал для меня больше, чем Слава.

Он приехал ко мне на день рождения. Мне исполнилось двадцать. Сказал, в который уже раз:

– Я бы на тебе с радостью женился, Вита. Но ты ж понимаешь.

И посмотрел на меня как-то грустно. И я вдруг поняла, что это он не о жене. И не о своих детях. Потом Слава дал мне большой тугой сверток. Сказал:

– Здесь пятьдесят тысяч долларов. Сохрани это. Никто не знает, зачем я почти каждую неделю езжу в Москву. В городе думают, что ты просто подруга моей старшей дочери.

Надо отдать должное моей матери: она была не болтлива. А я так вообще нелюдима. С детства я усвоила: люди – враги. Город – лес, а большой город – джунгли. Надо не жить, а охотиться. Иначе сама станешь добычей. Я, можно сказать, вырвала у судьбы свои знания, воспользовавшись нерасторопностью Славиной дочки. Я урвала его ласки у его жены. Воспользовавшись своим преимуществом над нею: молодостью и красотой. У меня не было детства. В семнадцать я стала любовницей женатого мужчины, отца троих детей. А до того помогала матери мыть пыльные, пропахшие едким потом школьные классы. А по утрам лестничные клетки пропитанных кошачьей мочой подъездов. Нам всегда не хватало денег. У техничек была крохотная зарплата. Сколько они получают сейчас, я не знаю, да и не хочу знать. Все это от меня теперь очень далеко.

Я взяла у Славы пятьдесят тысяч долларов, а буквально через неделю его расстреляли у самых ворот его шикарного дома. Хладнокровно, в упор. Потом долго допрашивали его жену: где деньги? Угрожали, шантажировали детьми. Их похищением и убийством. Она отдала все. Все деньги и весь бизнес. И осталась жива.