Книга Огонь давней любви - Дэни Вейд

– Я бы ни за что не стал заманивать тебя обманом. Мне слишком хорошо известно, каково это.

Когда-то дед имитировал собственную смерть, чтобы заставить Эйдена вернуться домой и заботиться о больной матери, хотя на деле оказалось, что это была всего лишь уловка, чтобы свести внука с Кристиной и поженить их. Даже теперь не проходило и дня, чтобы Эйден не столкнулся с последствиями того, что когда-то сделал Джеймс Блэкстоун. Правда, брату повезло, и у всего этого был счастливый исход. Но Люк не хотел его повторения.

Эйден продолжил:

– Я никогда не заставлю тебя насильно подписать документы. Надеюсь, в один прекрасный день сам захочешь вписать твое имя в историю фабрики и пожинать плоды.

Вся работа будет на Эйдене и Джейке. Вознаграждение за труды должны получать они, а Люк получит свободу. Он искренне любит братьев и семью, которая стала больше благодаря ним. Ну не может он остаться, терзаясь страстью к трассе. Внезапно перед глазами предстал образ Эйвери. Он попытался отогнать соблазнительное воспоминание. Возможно, они с Эйвери проведут какое-то время вместе, повеселятся, но потом он уедет. Без всякого сожаления. Как только поправится и будет полностью к этому готов.

Глава 3

От бесконечной работы, без намека на развлечения и отдых Эйвери скучала и грустила. Зато у Люка просыпалась жажда приключений. По его виду она поняла, что сегодня с ним будет непросто.

Она испытывала немало разнообразных чувств во время терапии: гордость, сочувствие, удовольствие, но никогда не ощущала раздражение и интерес одновременно. Как ему удалось ее зацепить, почти не приложив усилий? Всего несколько слов, и она уже путается в ногах. Одно лишь его присутствие действует как солидная доза феромонов, туманящих рассудок. Особенно тяжело приходилось, когда требовалось, чтобы руки колдовали над его телом.

Она обладала уникальными знаниями и определенной властью, отчего чувствовала себя спокойно и комфортно и ко второму сеансу подготовилась серьезнее и встретила его строго и сухо, сугубо профессиональным разговором.

– Я разработала подробный план. Теперь у меня есть возможность оценить твое состояние собственноручно.

– Собственноручное обследование! Как я мог пропустить такое? А если повторить?

– Веди себя прилично.

– О, милая, я не умею.

Как ему удается лишать ее равновесия так быстро и бесповоротно? Наконец Эйвери преодолела себя.

– Послушай, в этой клинике я – босс. И это моя работа, моя профессия. – Она приняла суровый вид, но его это лишь позабавило. – Здесь я тебе не друг, не член семьи, и не… – Чуть не вырвалось «твоя девушка». – Так что заканчивай свои игры и займись делом.

Люк не ответил, что немало удивило Эйвери, ведь он отличался чрезвычайно быстрой реакцией. Однако она чувствовала на себе его неотрывный взгляд. Не иначе готовится к бою.

«Господи, будь милосерден!»

Люк дразнит ее, играет. Похоже, она вот-вот вспыхнет изнутри. Ничего подобного Эйвери не испытывала с тех пор, как он шутливо заигрывал с ней в старших классах школы.

– Пойми меня правильно, мы можем быть друзьями в любом другом месте.

– Значит, можем?

– Но не на работе.

Очевидно, он намеренно передергивал и обращал ее слова в свою пользу. Ради собственного развлечения.

– Значит, вне этих стен можно все?

Хитрец.

– Приступим к работе. Немедленно.

– Могу я сказать еще кое-что, прежде чем временный запрет на дружбу вступит в силу?

Все ясно, что бы она ни сказала, это лишь раззадорит его. Эйвери не снизошла до ответа.

– Слушай, я ведь не шутил насчет ужина.

Вздрогнув от неожиданности, она, не колеблясь, посмотрела на него, на мгновение ощутила глубокую связь между ними и отвернулась.

– Не беспокойся об этом.

– Но ведь ты говорила, что хочешь развлечений, приключений.

– Вообще-то это сказала Синди.

– Я могу помочь.

– О чем ты говоришь?

– Каждый новый день для меня приключение. И вовсе не нужно карабкаться по скалам, чтобы испытать острые ощущения. Спорим, рядом с домом тоже можно найти увлекательные приключения, каких ты и представить не могла.

– И ты намерен их продемонстрировать? Зачем?

– Сдается мне, я перед тобой в долгу. Я вел себя как болван, хотя всегда видел в тебе друга. Кроме того, это гораздо интереснее, чем терпеть пытки, которые уготовал мне физиотерапевт. Позволь мне сделать это для тебя.

– Даже не знаю.

– Боишься?

«Черт возьми, да!»

– Возможно.

– Нормально. Это часть веселья.

Внезапно она почувствовала, что больше не выдержит этот манящий флирт и влечение. Нервы на пределе. Отчаянно хотелось сбавить скорость, и Эйвери попыталась остановить его:

– Сегодня речь о тебе.

– Хм, не совсем так.

– Прекрати этот спектакль и слушай меня. – Прежде ее требования вызывали у него лишь улыбку, но на этот раз он принял их к сведению. Просто чудо из чудес.

– Этот план рассчитан на десять месяцев.

По его неожиданно серьезному и даже суровому тону она поняла, что ей понадобятся силы и твердость характера.

– Да. Это средний срок, за который, по нашим прогнозам, ты сможешь полностью восстановиться и набраться сил, чтобы через сезон вернуться на гоночную трассу.

– Слишком долго.

– Твой предыдущий врач полагал, что с момента первоначального обследования должен пройти год или больше. И я вынуждена с ним согласиться.

– Это даже не обсуждается.

– Наше тело не всегда подчиняется правилам и срокам.

– Черт возьми, мы будем придерживаться моего плана. Во что бы то ни стало я вернусь на трассу к следующему сезону. Не позднее.

Эйвери хорошо знала, когда настойчивость и упорство приносят плоды, и сейчас определенно не тот случай. Она не ответила, уже успев убедиться, что, если мужчина что-то вобьет себе в голову, особенно если речь идет о предмете страстного увлечения, спорить с ним бесполезно и даже небезопасно. Кроме того, она испытала облегчение оттого, что теперь объектом его решительных действий станет уже не она, и ее самообладание полностью восстановилось. Она снова в комфортной роли врача-физиотерапевта.

Время от времени движения рельефных мышц Люка отвлекали от работы. Он выкладывался, не жалея сил. Уже на середине необходимых упражнений Эйвери поняла, что он по-настоящему крепкий орешек. Идет к своей цели. Сегодня он был чрезвычайно серьезным. Такая безграничная решимость не замечать чужих любопытных взглядов и свою боль, заставлять себя двигаться, вопреки протесту тела, характерна для многих пациентов.