Книга Тайна без точки - Альбина Коновалова

— Подготовленные водолазы могут работать на глубине 60 метров.

— Так сыгралась ли аварийная тревога? — Татьяна Фесак.

— Этого мы не знаем.

Вероятно, задача стояла такая: успокоить людей. Иначе зачем же так бессовестно врать, что самим не верится, это я сейчас не про Касьянова. Например, некоторые офицеры рассказывали, что точно известно, что с лодкой налажена связь, что туда подается не только воздух, но даже и питание. Какой смысл называть их фамилии, если даже телевидение говорило то же самое. Это означает, что фальсифицированная информация распространялась по официальным каналам.

— На лодку подается питание? — удивлялись бывалые подводники. — Этого не может быть.

— Ну, воздух…

Контр-адмирал Северного флота Александр Дьяконов рассказал о подготовке госпитального судна «Свирь».

«Свирь» вселяла надежду. Психологическая подоплека понятна: раз готовят госпитальное судно, значит, есть кого спасать, значит, спасают. На самом деле «Свирь» выполняла роль гостиницы и роль отвлекающего средства — ну скажем, как пиявки. Никому не приходило в голову, почему же госпитальное судно болтается возле североморских причалов? Почему не уходит к месту трагедии?

В среде родственников господствовало мнение, что военные знают больше, чем говорят. Сами военные, отвечавшие «за порядок», умело поддерживали это мнение.

17 августа паники еще не было. Еще жила надежда — на ней крепилась жизнь, от нее брались силы.

Но длительное ожидание уже истощило нервы людей. Если кто-то там, за кадром просчитывал обстановку, режиссировал события — а на флоте сидят умельцы подобных дел — то не передержал ли он кадр? Правильно ли рассчитал дозу лжи?

Следующий день резко отличался по своей эмоциональной окраске.

Шел шестой день, как «Курск» лег на дно. В этот день по официальной версии прекратились стуки.

Раскрученная лента времени

18 августа

Время правды уже ушло. Ложь, произнесенная даже во имя спасения, затягивает, как глубокий омут.

Тогда я мечтала забыть этот день — день страстного ожидания истины. Смутный. Внешне спокойный, даже вялый. Настораживала чуткая, безнадежная, чуть ропчущая тишина. В психике женщин произошли две сшибки, словно мчавшаяся река натолкнулась на кручу. Затянувшаяся и ничем не подкрепленная надежда стала удавкой. Теперь они хотели лишь правды. Может, жестокой.

Но время правды ушло не вчера, а шесть дней назад.

Утро ясное. День теплый. Из автобуса выходит мама каплея Сережи Садиленко. Широкая юбка, шерстяная кофта, которые так любят русские женщины из-за практичности. На ногах — тапочки, простые домашние тапочки. Я провожала ее до гостиницы. Мы говорили о погоде, об урожаях на Украине, где она жила и о наших северных делах. О лодке, конечно. Она была спокойна. Она не верила, что их могут не спасать… Здравый крестьянский смысл женщины от народа даже представить не мог такую правду.

— Антонина Петровна? Куда я Вас веду?

— Куд а?

— К Олечке Бондаренко, — отвечаю. — Она приходила накануне и просила, чтобы вы, когда прибудете, остановились только у нее.

— А-а, знаю, Сережа дружит с ее мужем? — легко отзывается она.

По дороге встречаем каплея Костю Коробкова с АПЛ «Кострома» — ни Сережи Садиленко, ни его мамы он не знает.

— Я сам отведу Антонину Петровну, — говорит он. — И сам принесу ее вещи из гостиницы.

Такое время, такие люди. Удивительное единство рождалось в сердцах людей! И какие, напротив, жестокие распри уже тогда зрели в недрах оргкомитета!

Пройдет еще два долгих дня, и лицо Антонины Петровны Садиленко почернеет от горя. Отчаянье заставит броситься несчастную женщину с кулаками на вице-премьера Илью Клебанова.

А я возвращаюсь в Дом офицеров и в коридоре слышу отчаянный крик. Этот день начинает склоняться к своему мрачному закату.

— Ответьте мне, ответьте, — кричит Наташа Козадерова на Михаила Онищук. — Скажите мне точно, жив мой муж или нет? — она захлебывается в истерике.

Ее ярость, кажется, готова убить всякого, она плещется из глаз, перехлестывает дыхание. Миша обнимает отчаявшуюся женщину, и она сникает. Военным в штабе приходится особенно нелегко. Были случаи, когда заходили посторонние люди и бросались с кулаками на офицеров, обвиняя их в гибели корабля.

— Я ненавижу всех военных! — скажет позднее жена одного из погибших. Наташа убегает, а мы с Людмилой Мироновой идем домой к мичману Владимиру Козадерову. Дверь открыта настежь, на лестнице слышен детский плач. Две девочки — годовалая Алена и шестилетняя Юля, голодные.

Наташа ушла утром и не вернулась домой ни вечером, ни на следующий день. Мы попросили соседку приглядеть за детьми и занялись организацией круглосуточного детского сада. Дело это не такое простое — в гарнизоне детские сады летом не работают, воспитатели в отпусках.

В этот день и произошло то знаменитое собрание, слухи о котором облетели весь мир. Достоверных же сведений в печать просочилось немного, так как журналистов в зале не было — во всяком случае, во второй половине действия. Их выгнали участники собрания, когда события стали развиваться по неожиданному сценарию.

В зале не было ни стола, ни стульев. Была сцена, но на нее никто не вошел — представители власти стояли внизу, перед первым рядом. Слева направо в следующем порядке: вице-премьер страны Илья Клебанов, Главнокомандующий ВМФ адмирал Владимир Куроедов, начальник ВР Российского флота вице-адмирал Валерий Касьянов, бывший губернатор Курской области и друг нашей дивизии Александр Руцкой и губернатор Мурманской области Юрий Евдокимов.

Жестким решительным и несколько монотонным голосом Илья Клебанов докладывает обстановку. Как только он произнес роковую фразу:

— В воскресенье норвежские водолазы начнут работы… Напомню, что в воскресенье уже будет 21 августа, со дня трагедии пройдет 9 дней.

— Почему так поздно? Как не стыдно? — раздался выкрик с места.

— Так вот, — твердо продолжил Клебанов, видимо, надеясь на силовые методы.

Ничего не произошло. Словно мягкий шелест пролетел по залу и все изменил. Это сразу почувствовали все, но внешне ничего не произошло.

Тихо, без всхлипа начала терять сознание девушка в короткой куртке — это Люда Ефремова.

— Мы дали согласие на операцию в понедельник, — продолжает Клебанов. — Со среды до четверга норвежцы перегружали спасательную лодку.

Напомню по числам: понедельник — 15 августа, 17–18 — среда и четверг.

Надежда Павловна Тылик поднялась, словно хотела что-то спросить.

Пытается что-то сказать, но вдруг голос ее срывается на крик и звенит высоким фальцетом:

— Сволочи вы! Я на весь мир скажу, кто вы такие! Она и сказала на весь мир.