Книга Джон Леннон - Альберт Голдман

Он выбирается из постели и ложится на пол, готовясь к занятиям йогой. У него тело факира: мешок костей, обтянутых кожей, и так мало мускулов, что даже электрогитара кажется ему слишком тяжелой. Ноги напоминают лапы какого-то зверя из семейства голеностопных. Кожа очень бледная, ведь он никогда не бывает на солнце, к тому же Джон не меньше десятка раз в день принимает ванну, а лицо и руки моет еще чаще, так что кожа его выглядит довольно странно.

Леннон не выносит никаких физических контактов, его раздражает даже прикосновение ткани. Он почти всегда ходит раздетым, лишь обуваясь в шлепанцы, чтобы не ступать по ковру. Если Джон замечает на полу длинные черные волосы Иоко, он требует, чтобы горничная немедленно прошлась по этому месту пылесосом. Он ни к кому не прикасается и никому не позволяет прикасаться к себе. И если у него случается редкий прилив родительской нежности и он берет Шона на колени, то поворачивает к себе спиной, чтобы не дать ребенку возможности обслюнявить отцовскую щеку поцелуем.

Закончив упражнения, Джон идет в ванную, где царит стерильная чистота, как в операционной. Он смотрит на свое отражение в зеркале. Ничего удивительного в том, что никто не узнает его в те редкие моменты, когда он выходит на улицу и спускается вниз по 72-й стрит, чтобы купить газету. Джон Леннон уже не похож на самого себя. Давно канули в Лету его знаменитые бабушкины очки. Те, что он носит сейчас, самые обычные: пластмассовая оправа и темно-синие стекла, скрывающие беззащитные глубоко посаженные глаза, которые стали настолько чувствительны к свету, что его слепят даже тусклые лампочки на рождественской елке. Нос с горбинкой по-прежнему выделяется на исхудавшем лице, но теперь он напоминает клюв какой-то странной птицы. Щеки и подбородок покрыты давно не стриженной густой бородой. Длинные волосы собраны в пучок, перехваченный заколкой, которая украшена миниатюрным изображением Кена или Барби. Джону нравится считать, что он похож на князя Мышкина, «Идиота», вышедшего из-под пера Достоевского, на этого эпилептического христоподобного героя, который своим диким криком заставляет собственного убийцу выронить нож и в ужасе спасаться бегством. В действительности в облике Леннона нет ничего княжеского; скорее, он напоминает уличного оборванца.

После того как Джон убеждается в идеальной чистоте своего тела, он выходит из спальни, отодвигает колумбийскую занавеску из белых жемчужин, за которую Иоко заплатила шестьдесят пять тысяч долларов и которая, как считается, должна охранять жилище от злых духов, и открывает находящуюся за ней дверь в коридор. Он движется вперед своей неуклюжей косолапой походкой. Проходит вдоль череды величественных белых комнат, из окон которых открывается панорама на Центральный парк: «белая комната», заставленная белой мебелью, посреди которой возвышается белый рояль из «Imagine», «комната с пирамидами», в ней собрана коллекция древнеегипетского антиквариата, включая позолоченный саркофаг с лежащей внутри мумией, возраст которой приближается к трем тысячам лет; «черная комната» с мебелью черного дерева, в которой Джон проходил шестимесячный карантин после «истории с Пан»; библиотека, где черный лакированный алтарь шинто, принадлежащий Иоко, соседствует с коллекцией порнографической литературы и эротических журналов Джона; «игровой зал», выходящий окнами на задний двор со стенами, обклеенными бумагой, разрисованной Шоном и его приятелями, и, наконец, самая северная комната – детская, где Шон (если только он не забрался в постель к Папе) все еще сладко спит в объятиях своей няни. Иоко провела ночь у себя в кабинете, устроившись на норковом покрывале, брошенном поверх раскладушки времен Наполеона, перехватив какие-то мгновения сна в промежутках между телефонными звонками.

Резко свернув налево, Джон направляется в сторону светлой просторной кухни, настоящей мастерской, разделенной на зоны, предназначенные для работы и отдыха: во-первых, домашний развлекательный центр, состоящий из последних достижений аудиовидеотехники и нескольких тысяч пластинок, рассованных по полкам; затем уголок для отдыха, включающий две софы, стоящие одна напротив другой и разделенные столиком для коктейлей, рабочий стол для Иоко, расположенный у противоположной стены возле двери, которая ведет в хорошо оборудованную ванную комнату; и, наконец, собственно кухня – пластиковые рабочие столы и полки, вытянувшиеся вдоль обеих стен и уставленные разнообразной кухонной техникой. Наполнив чайник, Джон воюет с автоматической газовой плитой, которой так и не научился как следует пользоваться. Пока кипятится вода, он проверяет, чтобы на полках не завалялось никакой пищи из запретного списка, который по большей части включает в себя самую обычную человеческую еду. Если ему удается обнаружить что-нибудь запрещенное, он, сердито ругаясь, отправляет съестное в помойное ведро: приходящая повариха постоянно жалуется, поскольку из-за этого никогда не может найти все необходимое для готовки.

Но вот чайник вскипел, и Джон усаживается за массивным столом перед большим арочным окном, выходящим на центральный двор. Удобно развалясь в высоком кресле с желтыми подушками, он наслаждается торжественным покоем предрассветного часа. Больше всего Джон любит завтрак, во время которого с ритуальной скрупулезностью неизменно поглощает одно и то же: несколько медовых печений с апельсиновым мармеладом. Несмотря на резкое неприятие сахара (навевающего «сахарную грусть», как написано в книге, которую он демонстрирует окружающим, словно символ веры), Джон ящиками поглощает мармелад. Так же неуемно он потребляет чай. Раньше он всегда пил только «Ред Зингер», поскольку эта марка не содержит кофеина. Когда кто-то по ошибке сообщил ему, что эту марку чая предпочитают хиппи, так как она содержит вещество, способствующее выделению адреналина, он переключился на обычный английский чай с кофеином и пил по двадцать-тридцать чашек чая и кофе в день.

Удовлетворив таким образом свой довольно слабый аппетит, Джон закуривает, берет в руки лист бумаги, фломастер и составляет список сегодняшних личных потребностей. Проводя большую часть жизни в постели, Джон реализует свои желания при помощи агента, готового отправиться в мир, чтобы выполнить его указания. Утренний список может включать десять-двенадцать позиций, от настройки телеканала, который забарахлил, до покупки новой книги или какого-нибудь продукта, например еды для кошек. Некоторые позиции иногда сопровождаются язвительными комментариями, указывающими на неудовольствие Джона тем, как данное поручение было выполнено в прошлый раз. Когда список составлен, Джон кладет записку на стойку, откуда она попадет к его помощнику, Фреду Симану. Семейство Симанов вошло в жизнь Йоко около тридцати лет назад. Дядя Фреда Норман Симан стал первым менеджером Иоко в 1960 году, когда она только начинала как перформанс-артистка. Его жена Хелен – няня Шона, и если говорить о семейном созвездии Леннонов, то эта пара заменила их детям дедушку и бабушку. Юный Фред, светловолосый и симпатичный, сын концертирующего пианиста-американца и немки, получил образование сначала в Европе, потом в Соединенных Штатах. Защитив диплом журналиста в Сити-колледже, он уже почти год работает на Джона, выполняя поручения по дому или мотаясь по городу в зеленом фургоне-"мерседесе".

Сегодня утром Джону хочется поработать, и он решает оставить записку и для Иоко. Усевшись за ее рабочий стол, он заправляет лист бумаги в печатную машинку, на которой умеет печатать только одним пальцем. Он страдает от того, что она полностью игнорирует его, ссылаясь на занятость. Чтобы поговорить с ней по внутреннему телефону, Джону приходится обращаться к одному из ее секретарей; кроме того, ему запрещено входить в ее кабинет, когда Иоко говорит по телефону. А Иоко день и ночь висит на телефоне. Так что он приспособился напоминать ей о себе письменно. Но хотя он многим недоволен, Джон ни в коем случае не желает ее прогневать. Ведь именно он переложил на ее плечи всю ответственность за семью, наделив Йоко необходимыми полномочиями, чтобы она могла управлять его состоянием и вести дела от его имени. Раз он пожелал освободиться от материальных забот, за это приходится платить. Поэтому записка жене пишется возвышенным слогом, точнее, это список, обозначающий те моменты его повседневной жизни, когда Джон чувствует себя особенно одиноким: когда просыпается, после чашки кофе, до чашки кофе, рано утром и в конце дня, вечером перед телевизором, когда курит... короче, постоянно. Приписав внизу «Папа, которому все видно из спальни», он вытаскивает листок из машинки и берет ручку, чтобы изобразить свою фирменную подпись.