Книга Людовик XIII - Екатерина Глаголева

Вот и сейчас, отправив жену в Париж малым ходом, он во всю прыть поскакал в Верней, где его дожидалась Генриетта. Когда королева после трех недель пути совершила торжественный въезд в столицу, супруг представил ей маркизу среди прочих придворных дам: «Вот эта красавица была моей любовницей, а теперь хочет стать вашей покорной слугой». Красавица поклонилась недостаточно низко, и король сам нагнул ей голову, чтобы она поцеловала край платья своей госпожи. Однако апартаменты королевы в Лувре находились по соседству с апартаментами Генриетты, и король усердно навещал обеих дам.

Нравы французского двора шокировали королеву-итальянку, а она сама шокировала подданных гордыней и приверженностью к обычаям своей родины. Мужчины из ее свиты, которые должны были обеспечивать безопасность во время пути, теперь уже не имели причин находиться при ее особе, и Генрих отослал их всех обратно, включая Вирджинио Орсини — кузена и друга детства королевы (а может быть, и более). Марию окружили французской свитой, в статс-дамы назначили госпожу де Гершвиль — умную, зрелую и рассудительную женщину, прославившуюся тем, что в свое время твердо отклонила все авансы короля. Зато королева не согласилась пойти ни на какие уступки в отношении своей камер-фрау: ею должна быть только Леонора. Ей объяснили, что даже камеристка королевы должна быть высокого происхождения и замужней дамой. Это не проблема: чтобы получить возможность последовать за своей хозяйкой во Францию, дочь столяра купила себе имя разорившегося потомка славного рода Галигаи. Но оказалось, что во Франции мало обладать титулом почетного горожанина. Однако за некрасивой, смуглой и плоской, как доска, Леонорой уже давно увивался умный и смазливый Кончино Кончини — отпрыск графа де ла Пенна, получивший прекрасное образование, но не имевший ни чести, ни совести, ни денег. Он сразу вызвал у короля резкую антипатию, и сначала тот дал согласие на брак при условии, что парочка вернется во Флоренцию. Но потом Генрих IV передумал — Кончини помогал ему скрывать любовные похождения от ревнивой королевы. Через полгода после приезда во Францию Леонора вышла-таки замуж и стала камер-фрау; королева совершенно подпала под влияние супругов Кончини, а те, хранители интимных секретов, теперь могли добиться всего, чего хотели.

Не подготовленная к жизни при французском дворе, королева совершала одну оплошность за другой, однако искупила их все 27 сентября 1601 года, разрешившись от бремени сыном. Счастливое событие произошло в Фонтенбло. Король был рядом во время родов (вместе с тремя принцами крови, которые должны были засвидетельствовать факт рождения королевского отпрыска), а увидев, что младенец — мальчик, возблагодарил Господа; по щекам отца текли крупные слезы. Двери спальни распахнули настежь, и ее заполонили две сотни человек, чтобы посмотреть на ребенка. Король благословил сына и вложил в его ручонку свою шпагу, чтобы тот воспользовался ею «ко славе Божьей, для защиты короны и народа».

Рождению дофина[10] радовалось всё королевство: люди обнимались на улицах, танцевали; на перекрестках зажгли огни иллюминации, выкатили бочки вина. Даже королева пришла в умиление: увидев маленького Сезара де Вандома (старшего сына Габриэль д’Эстре, которого король взял на воспитание), одиноко бродящего по дворцу, пока все радовались рождению его единокровного брата, она велела ласкать и его. Но 4 ноября Генриетта д’Антраг в свою очередь родила мальчика — Гастона Анри; король и его целовал и тетешкал, называл своим сыном и говорил, что этот малыш красивее, чем сын королевы, — тот уродился в Медичи, такой же чернявый и толстый.

ДОФИН

Мой род и я горды наследником таким.

Первенец королевской четы родился довольно слабым: повитуха Луиза Буржуа не сразу перерезала пуповину, боясь поранить ребенка. Чтобы привести его в чувство, она попросила принести ей вина и ложку и сказала королю: «Сир, если бы это был другой ребенок, я набрала бы в рот вина и впрыснула ему». Король тотчас вставил горлышко бутылки ей в рот и сказал: «Поступайте, как с другими».

После рождения младенец получил лишь малое крещение — его окунули в воду без совершения церковных обрядов (эту процедуру могла совершить и повитуха). По традиции имя было положено давать только после официальной церемонии крещения, поэтому королевского первенца все называли просто дофином, а родители обращались к нему «сын».

Детская смертность в те времена была очень велика (20–40 процентов), и к новорожденному дофину сразу приставили опытного личного врача Жана Эроара, прежде служившего Карлу IX, Генриху III и самому Генриху IV. Эроар вел подробный дневник с 1601 по 1628 год, занося в него все мелочи, относящиеся к физиологическим отправлениям, гигиене, состоянию здоровья, поведению малыша, а также важные события в его жизни. Там, в частности, есть такие записи: «11 ноября 1601 года ему впервые натерли голову. 17 ноября 1601 года ему натерли лоб и лицо свежим сливочным маслом и миндальным молочком, поскольку там появилась грязь. 4 июля 1602 года его впервые причесали, ему это нравилось, и он поворачивался головой там, где у него чесалось. 3 октября 1606 года ему омыли ноги теплой водой… в первый раз. 2 августа 1608 года впервые искупали». Надо полагать, что «пахучий» Генрих находил это в порядке вещей.

Ребенка отдали кормилице, но он плохо сосал грудь. Осмотрев его ротик, Эроар решил, что всему причиной короткая уздечка языка, и уже на следующий день после рождения малыша подвергли операции: королевский хирург Гиймо трижды надрезал уздечку. 19 октября в помощь первой кормилице назначили вторую, но она не пришлась по душе королеве, а взятая ей на смену была неопрятна. Наконец королева остановила свой выбор на Антуанетте Жоррон, супруге королевского секретаря Жана Боке. Мальчик очень привязался к ней и называл Дондон или мама Дундун. Его отлучили от груди в год и пять месяцев, но связь с кормилицей не прервалась: именно она потом научила его читать и рассказывала ему сказки о братце Лисе и притчи о неправедном богаче и воскрешении Лазаря.

Малыш называл «мамами» женщин, постоянно находившихся рядом с ним и нежно его любивших. Его собственная мать не баловала его нежностью, зато отец не скупился на ласки. Он специально велел перевезти сына из Фонтенбло в замок Сен-Жермен-ан-Ле, чтобы чаще его навещать (Фонтенбло отстоит от столицы почти на 70 километров, а Сен-Жермен — на 22,5). Как практически все отцы, он любил подбрасывать младенца в воздух. Однажды это чуть не закончилось бедой: малыш выскользнул из рук короля и расшибся бы, если бы его не подхватила кормилица. После этого Генрих больше так не делал.

Дофин занимал пять комнат на втором этаже старого замка. Его апартаменты состояли из прихожей, служившей также музыкальным салоном, парадной королевской спальни с портретами царствующих государей и гобеленами на стенах, комнаты кормилицы, комнаты горничной, кабинета и завершались башенкой. В спальне стояла кровать под балдахином, рядом помещалось ложе гувернантки, баронессы де Монгла, которую мальчик ласково звал «Маманга». Гувернантка находилась при нем в «детстве», которое кончилось 24 января 1609 когда, когда дофин покинул Сен-Жермен и отправился ко двору, перейдя на попечение гувернера, господина де Сувре. Гувернер был, скорее, «дядькой»: присматривал за своим подопечным, но не занимался его образованием.