Книга Шелковая вендетта - Виктория Холт

– И ты видела сэра Фрэнсиса, когда жила там?

Она кивнула.

– Там я работала, так же, как и здесь. У меня был свой станок, свои секреты... Я была хорошей ткачихой. Все местные жители так или иначе занимались производством шелка... и я тоже.

– А моя мать?

– Она тоже. За мной прислал месье Сент-Аланжер и спросил меня, как я посмотрю на то, чтобы переехать в Англию. Сначала я не знала, что сказать. Никак не могла поверить в это, но когда наконец поняла, что это правда, то подумала, что так будет лучше. И лучше всего это будет для тебя, а то, что хорошо для тебя, то хорошо и для меня. Поэтому я приняла его предложение переехать сюда... жить в этом доме... работать за станком, когда требуется что-то особенное... и создавать модные фасоны шелковых платьев, чтобы наш материал лучше раскупался.

– То есть сэр Фрэнсис предложил нам поселиться в своем доме?

– Так они вместе решили – он и месье Сент-Аланжер, – что у меня будет собственный станок и швейная машинка и что я буду жить здесь и выполнять у сэра Фрэнсиса ту же работу, что и во Франции.

– И ты оставила свою родину?

– Родина там, где находятся дорогие тебе люди. Со мной была моя малышка, и поскольку я уезжала вместе с тобой, я была довольна. Здесь нам с тобой хорошо. Ты получаешь образование вместе с дочерьми господ... и насколько я знаю, неплохо преуспела, а? Мисс Джулия... разве не испытывает некоторую зависть, что ты способнее ее? Ты любишь мисс Касси, разве нет? Она тебе как сестра. Сэр Фрэнсис – хороший человек. Он сдержал свое слово, а леди Сэланжер... она требовательна, я признаю это, но ее нельзя назвать бессердечной. Мы многое имеем и должны что-то отдавать в свою очередь. Я никогда не устану благодарить Господа за его доброту ко мне.

Я обвила ее шею руками и прильнула к ней всем телом.

– Нам ничто не страшно до тех пор, пока мы вместе, ведь правда? – шепнула я.

Так я получила первые сведения о своем прошлом; но чувствовала, что это лишь малая часть того, что мне предстоит узнать.

Бабушка оказалась права. Наша тихая, размеренная жизнь не лишена была приятности. Я примирилась со своим положением, и незначительная разница в обращении не так уж меня и волновала. Что ж, я не являлась одной из Селанжеров и приняла это как факт. Они были добры к нам. Они дали нам возможность покинуть место, где каждый знал, что мать родила меня, не будучи замужем. Я прекрасно осознавала, каким пятном это должно было лечь на мою жизнь, так как не раз с девушками из соседних деревень случалась такого рода «неприятность». И даже если девушке удавалось выйти замуж за человека, на которого она указывала, то в этом случае, несмотря на то, что потом все дети рождались в законном браке, люди продолжали помнить о ее позоре.

Меня сильно интересовал мой отец. Иногда мне казалось очень романтичным не знать его имени. Ведь тогда можно представлять себе человека куда более интересного и красивого, чем он мог быть в действительности. Однажды, говорила я себе, я поеду и разыщу его. Это дало новое направление моим мечтам. После разговора с бабушкой я нафантазировала себе уйму воображаемых отцов. Пусть я и не могла рассчитывать на то, что со мной будут нянчиться так же, как с мисс Джулией и мисс Касси, но зато насколько интереснее была моя жизнь в сравнении с их скучным происхождением. Ведь это не они были рождены самой красивой девушкой на свете и у них не было загадочного безымянного отца.

Я поняла и то, что в некоторой степени мы были слугами. Бабушка стояла на высшей ступеньке, возможно, она принадлежала к той же категории, что и Кларксон или даже миссис Диллон, – но, тем не менее, мы были слугами. Бабушку высоко ценили благодаря ее умению, а меня терпели благодаря ей. Что ж... я приняла свою долю. Мне была уготовлена участь горничной леди Сэланжер, особы требовательной и капризной. Некогда она слыла красавицей, лицо ее все еще хранило следы былой красоты. Каждый день начинался с того, что мисс Логан тратила массу времени на то, чтобы сделать хозяйке прическу и помочь одеться. После чего леди медленно перебиралась в гостиную, тяжело опираясь на руку Кларксона, в то время как Генри нес ее корзинку с вышиванием и, в случае необходимости, всегда был к ее услугам. Она частенько посылала за мной, чтобы я почитала. Казалось, ей доставляет удовольствие занять меня каким-нибудь делом. Леди Сэланжер была со мной очень мягкой, говорила усталым голосом, в котором слышался упрек судьбе, которая так безжалостно обошлась с ней при рождении Касси и сделала из нее инвалида.

Обычно это выглядело так.

– Ленор, принеси мне подушку. О, так лучше. Сядь здесь, деточка, хорошо? Пожалуйста, укутай мне ноги пледом, что-то они замерзли. Позвони горничной. Пусть подбросит угля в камин. И принеси мое вышивание. О, дорогая, ты неправильно положила стежок. Ты должна это переделать. Может быть, у тебя получится лучше. Я сама терпеть не могу что-то переделывать. Но ты все-таки займись этим попозже. А сейчас почитай мне...

Я читала ей часами. Частенько она начинала клевать носом, и, думая, что она заснула, я замолкала, но она тут же вскидывала голову и велела продолжать. Ей нравились произведения миссис Генри Вуд. Я хорошо помню «Чэннингов» и «Неприятности миссис Хэллибертон», а также «Ист Линн». Все эти книги я прочитала ей вслух. Она говорила, что у меня более успокаивающий голос, чем у мисс Логан.

И все это время я ни на минуту не забывала, сколь многим мы обязаны этим Сэланжерам, позволившим нам сюда приехать и скрыться от позора, который навлекла на нас моя мать. Все это было очень похоже на романы миссис Генри Вуд, и мне, естественно, нравилось находиться в центре подобной драмы.

Человек, занимающий скромное положение, часто более внимателен и чуток к другим людям. Джулия была слишком высокомерна, и слишком снисходительна для того, чтобы стать мне настоящей подругой, но Касси... Она нуждалась в моей помощи и пробуждала лучшие стороны моей натуры. Мне нравилось командовать, заботиться о ком-то. Я понимала, что мои чувства не были совсем бескорыстными. Мне нравилось ощущение собственной значительности, появляющееся у меня, когда я кому-нибудь оказывала помощь; поэтому я часто помогала Касси делать уроки. Во время прогулок я примеривала свои шаги к ее, в то время как Джулия с мисс Эвертон уходили вперед. На уроках верховой езды я не спускала с нее глаз. Она платила молчаливым обожанием, которое доставляло мне неизмеримое удовольствие.

В доме все приняли как должное тот факт, что я присматриваю за Касси так, как должна была бы присматривать за леди Сэланжер.

В доме был еще один человек, возбуждавший во мне чувство жалости, – «пащенок Минни Уордл», как называла его миссис Диллон. Минни Уордл была во всех смыслах легкомысленной особой, которой пришлось пожинать плоды своего поведения, когда у нее на руках оказался Вилли.

Ребенок явился результатом ее дружбы с торговцем лошадьми, который околачивался в округе до тех пор, пока Минни не забеременела; узнав о ее беременности, он исчез. Минни Уордл думала, что знает, как разрешить эту проблему, и посетила мудрую старушку, которая жила в лесной хижине, примерно в миле от Шелкового дома. Но на этот раз старушке не удалось отличиться – меры, предпринятые ею, не принесли успеха; и когда Вилли родился, то он оказался (опять же цитирую миссис Диллон) «недоумком». Ее светлость проявила милосердие и разрешила девушке остаться вместе с Вилли; но ребенку еще не исполнилось и года, как в один прекрасный день вновь появился торговец лошадьми, и на этот раз вместе с ним исчезла Минни, предоставив другим расплачиваться за ее грехи. Ребенка отправили в конюшни на воспитание к миссис Картер, жене старшего конюха. После безуспешных попыток заиметь собственного ребенка, она была рада принять хотя бы чужого. Но сразу после появления Вилли у нее один за другим пошли дети, и к настоящему моменту их было целых шестеро. Вполне естественно, что она быстро утратила интерес к Вилли, тем более, что он был «немного того».