Книга Брак по-американски - Анна Левина

ВИТЯ

Витя приехал из Харькова год назад. Когда-то он, наверное, был интересным мужчиной, но теперь, под гнётом жизни, весь как-то усох, выцвел, сморщился, короче — состарился. Голос у него был глухой и сиплый. Вместо шипящих Витя мягко фыкал, и вся его речь поэтому казалась по-детски незащищённой. Всю свою жизнь он был заядлый походник, и это так въелось в него, что даже теперь, когда походы остались в далёком прошлом, в Вите всё еще оставалось что-то от «мальчика у костра». Мой телефон ему дала подруга моей подруги. Я о Вите знала только, что он давно разведён, живёт с мамой и пишет стихи. Последнее обстоятельство оказалось решающим, и я согласилась познакомиться. Встретиться с Витей договорились на улице.

— А как же мы найдём друг друга? — забеспокоился Витя. — А вот как, — сразу нашёлся он, — я буду стоять и держать в руках автомобильную шину!

— Ну, зачем такие сложности, — отшутилась я, — можно просто взять в руки букет цветов, и я вас сразу узнаю!

По внезапной паузе я заподозрила, что шутка моя не удалась, однако на место встречи Витя пришёл с букетиком, с опозданием и со стихами.

— Никак не мог найти эти проклятые цветы, первое, что произнёс Витя. — Зато пока я их искал, сочинил стихи, — гордо добавил он, — я их вам сейчас прочитаю.

Стихи были о том, что все женщины — эгоистки, да-да, так прямо было и сказано, эгоистки, нахально требуют цветы, а цветы очень дорогие, и вдобавок их трудно найти.

— Это вы мне посвятили? — спросила я, не зная точно, как реагировать.

— Ну, фто вы, это футка! — извиняющимся тоном профыкал Витя так, что сердиться было просто невозможно.

Августовский тёплый вечер звал гулять. С океана дул лёгкий ветерок, разгоняя накопившуюся за день жару. Мы вышли на берег и сели на лавочку.

— Ты мне нравишься, — вдруг перешёл на «ты» Витя и тихо добавил, — я хочу рассказать тебе свою жизнь. Женился я очень рано, сразу после армии. Девочка была очень симпатичная, а жила от меня страшно далеко. Я устал гоняться к ней через весь город, и мы поженились. Родился сын. Как я уже говорил, жена моя была очень симпатичная, чистюля, хорошая хозяйка, но домоседка, в походы со мной ходить не хотела и очень мало читала, а шуток не понимала совсем.

— Какие походы, Витя? — укоризненно спросила я. — Сын же только родился!

— Ну да, и сын тоже, конечно, связывал, короче, дома мне было всё скучнее и скучнее. А тут к нам в лабораторию пришла работать молодая женщина-конструктор, Танька. Танька писала стихи, читала всё на свете и в походах стала просто незаменимым человеком. И началась моя двойная жизнь. Я обманывал с утра до вечера. Придумывал сверхурочные, какие-то курсы, обстоятельства, а сам пропадал у Таньки.

— Ну, раз такая любовь, отчего ж не развёлся и не женился на Таньке по честному? — перебила я Витю.

— Хотел, — с готовностью подхватил Витя, — честно, хотел, но, понимаешь, Танька была совсем не такая, как моя жена. Я привык к идеальной чистоте, к домашнему обеду, а у Таньки вечная гора немытой посуды, всё разбросано, грязь и есть нечего. Я, бывало, говорю, Таня, что ж ты посуду-то не моешь, а она отвечает, что я, мол, лучше книжку почитаю, а тебя если раздражает, то сам возьми и помой! Так и жил, весь в обмане. А тут у нас с женой ещё и дочка родилась, Наташка. Крутился я, крутился и решил попробовать наладить семейную жизнь. Уговорил жену взять дочку и поехать со мной в поход, к морю, жить в палатке, есть у костра, короче, романтика! Ну что ты! Жене всё не нравилось! Ей удобств не хватало и казалось, что дочка вот-вот заболеет, то насморк у неё, то кашель! В общем, не выдержал я, написал Таньке, она сразу же приехала и поселилась недалеко от нас, в соседней деревне. И опять начались мои обманы! Я просто измотался! Придумаю, бывало, что за хлебом надо или за продуктами, а сам — к Таньке. Устал за этот отпуск так, что не передать. Приехали мы с женой обратно, и сам не знаю, как могло случиться, но жена нашла у меня в кармане Танькино письмо. Тут всё, конечно, открылось, и начался страшный скандал. Жена требовала только развод и больше ни на что не соглашалась. В общем, с женой я развёлся, а на Таньке не женился. Не захотел. Жить с ней жил, так сказать, приходил-уходил, но жениться не хотел ни за что. А Танька тоже изменилась — постарела, растолстела, и в один прекрасный день мне заявила: «Знаешь, Витя, ты жениться на мне не хочешь — не надо, но я хочу ребёнка, имею право за столько лет!» Появилась у нас дочка — Людочка. И так мне что-то всё надоело, прямо белый свет не мил, и хотя я и не муж, и свободный человек, а к Таньке ходил по принудиловке, как на работу, без всякого удовольствия. К тому времени инженерную работу я бросил и переквалифицировался в фотографы. Стал ездить по всей стране, фотографировал школы, ясли, детские сады, что придётся, и, между прочим, очень неплохо стал зарабатывать, тем более что при такой работе алименты платил столько, сколько сам считал нужным! Полностью был свободным человеком! И вот однажды, в городе Грозном, в детском саду, где я фотографировал, встретил такую красавицу, что я как её увидел, так прямо и остолбенел. Была она на двадцать пять лет меня моложе и по национальности — ингушка. Тихая, безответная, для восточных женщин ведь мужчина — владыка! Я рядом с ней чувствовал себя, как Бог и царь! И тут началась у нас с ней такая любовь, как бывает только в романах. Я мотался в Грозный каждую свободную минуту. Обманывал Таньку, жалел её, а всё равно обманывал, ничего с собой поделать не мог! И решил я жениться. Привёз свою невесту в Харьков, подали заявление в ЗАГС, а срок нам дали ждать два месяца. Квартирка у меня была маленькая, двухкомнатная, в одной комнате мы, в другой — моя мама. Моя еврейская мама, которая всю жизнь обожала мою жену и до сих пор с ней дружит, как увидела мою чечено-ингушку, как упала в истерику, так и пролежала в ней до тех пор, пока невеста моя не уехала к себе в Грозный, ждать, когда срок свадьбы подойдёт. Уехала она, а я сел и задумался. Как представил себе, что меня ждёт: жить негде, мама в истерике, сел и уехал в Америку.

— А как же невеста? — удивилась я.

— Ну что ж, написал ей письмо, прости, так, мол, и так. Поплакала она, конечно, а потом вышла замуж. Я узнавал, живёт хорошо.

— А где же все твои дети, Витя? — спросила я.

— Дети со мной. Жену и детей я сразу же сюда забрал, так что они — здесь. Отношения, правда, так себе, дети всё как-то больше к матери тянутся, но ничего, видимся иногда. А Танька с Людочкой в Харькове, я им деньги посылаю, посылки. Они сюда просятся, но я не хочу. Таньке уже полтинник, больная вся. Что ей тут делать? На шее у меня сидеть? Я и сам-то еле-еле концы с концами свожу. А Людочке ещё учиться долго. Нет уж, пусть они лучше там остаются, а я им отсюда помогу. Живу я с мамой. Это совершенно ненормально, когда взрослый мужчина, которому за пятьдесят, живет с мамой. Просто домой идти не хочется. Дома должен быть уют, порядок, обед и родной человек, с которым просто хорошо. А тут придешь с работы, мама у меня больная, парализованная, есть нечего, всё кругом набросано! Просто кошмар!

Я сидела и слушала Витину исповедь, низко опустив голову. Витя взял меня за руку и посмотрел мне в глаза снизу вверх.