Книга Коготь серебристого ястреба - Раймонд Фейст

Киели, однако, рухнул на колени и, прочертив мечом в воздухе дугу, сильно ударил солдата по ноге, отчего тот с криком упал. Из рассеченных артерий брызнула во все стороны кровь. Вскочив с земли, Киели наступил на руку с кинжалом и, нацелив острие меча противнику в горло, положил конец его агонии.

Мальчик попытался вытереть досуха сжимавшую меч ладонь, но обнаружил, что кровь льется в три ручья из длинного пореза на груди, и понял, что вскоре совсем потеряет силы, если не перевяжет рану. А еще он подумал, что ранение, вероятно, гораздо опаснее, чем ему показалось сначала.

Когда он поспешил на шум битвы, порыв ветра на секунду разогнал дым, и Киели разглядел центральную площадь деревни. Столы с яствами и питьем для целого дня празднования были перевернуты, все блюда валялись на земле, цветочные гирлянды втоптаны в почву, щедро политую кровью. Киели замер от ужаса, у него комок подкатил к горлу. Он заморгал, чтобы не пролить слез, хотя что их вызвало — дым, ярость или отчаяние, — он не знал. Невдалеке лежали три маленьких тельца: ребятишек явно убили в тот момент, когда они бежали в укрытие. Потом он разглядел, что его сородичи выстроились стеной вокруг дома, где, как он знал, прятались женщины и дети. У женщин тоже было оружие — ножи и кинжалы, — чтобы защищать детей, если погибнут мужчины.

Мужчины, которых он знал всю свою жизнь, на его глазах падали замертво один за другим, несмотря на то что отчаянно сражались, защищая свои семьи. Нападавшие солдаты тоже сомкнули ряды, выставив вперед копья, а за их спинами возвышались всадники и спокойно разряжали в селян свои самострелы.

Лучники племени оросини отвечали, как могли, но исход битвы был очевиден даже такому юнцу, как Киели. Он понимал, что не доживет до конца этого дня, но все равно не мог оставаться за спинами врагов, ничего не предприняв.

Он двинулся вперед на нетвердых ногах, направляясь к всаднику на черном коне, в котором угадал предводителя налетчиков. Рядом с ним находился другой всадник в черных одеждах. Волосы его были также черны и забраны за уши, спускаясь до плеч.

Всадник почуял сзади что-то неладное и обернулся как раз в тот момент, когда Киели перешел на бег. Мальчик ясно разглядел его лицо: коротко остриженная темная бородка, длинный нос, придававший ему неприятный вид, и поджатые губы, словно он о чем-то задумался, перед тем как услышал сзади шум. Глаза всадника слегка округлились при виде вооруженного окровавленного мальчишки, потом он спокойно сказал что-то офицеру, и тот тоже обернулся. Всадник в черном не спеша поднял руку, в которой оказался маленький самострел, и прицелился.

Киели понимал, что нужно нанести удар, прежде чем палец врага нажмет на курок. Но за два шага до всадника его колени ослабели. Меч в руках внезапно потяжелел, словно был изготовлен из свинца и камня, да и сама рука не смогла выполнить команду — нанести сокрушительный удар по врагу.

Мальчик находился в одном шаге от черного всадника, когда тот выстрелил. Заряд угодил прямо Киели в грудь, чуть ниже первой раны.

От удара мальчика развернуло, и кровь забрызгала обоих мужчин. Меч отлетел далеко в сторону, выпав из обессилевших пальцев. Киели рухнул сначала на колени, а потом на спину, утратив зрение от боли и шока.

Вокруг что-то кричали, но звук был глухой, и Киели не разобрал ни слова. На секунду зрение к нему вернулось: высоко в небе над ним сделал круг серебристый ястреб, и Киели показалось, что птица смотрит прямо на него. В голове у него вновь прозвучал знакомый голос:

«Не торопись, маленький брат, твое время еще не пришло. Стань моим когтем и прогони наших врагов».

Его последняя мысль была о птице.

2В ТАВЕРНЕ «У КЕНДРИКА»

КИЕЛИ очнулся от боли. Он не мог заставить себя открыть глаза, но все же понимал, что находится еще на этом свете. До него дотронулись чьи-то руки, и откуда-то издалека донесся приглушенный голос:

— Этот пока жив.

Ему вторил другой голос:

— Давай отнесем его в повозку. Он потерял много крови.

Киели про себя отметил, что все это прозвучало на наречии торговцев, так называемом общем языке, а не на диалекте племени оросини.

Он почувствовал, как его подняли и понесли, и тут снова потерял сознание.

Боль пронизывала все его тело, когда он пришел в себя. Он с трудом открыл глаза и попытался приподнять голову. От усилия нахлынула новая волна боли, желудок сжался, но Киели не вырвало, так как просто было нечем. Невыносимая боль сжала грудь, и он застонал.

Перед глазами все расплывалось, так что он не смог разглядеть, кому принадлежали мягкие руки, толкнувшие его обратно на постель; при этом кто-то приговаривал:

— Лежи спокойно, паренек, дыши ровно.

Киели различал только какие-то смутные очертания и проблески молний в небе. Он заморгал, пытаясь сфокусировать зрение.

— На-ка, — произнес другой голос над ним, и губ коснулась фляга с водой.

— Выпей глоточек, — сказал первый голос. — Ты потерял много крови, и мы уж думали, ты не выживешь.

Глоток воды сразу вызвал спазм, так что Киели отрыгнул то, что выпил.

— Попробуй еще раз, — велел невидимый ему человек.

Киели послушался, и на этот раз ему удалось удержать в себе сделанный глоток. Внезапно его охватила нестерпимая жажда. Он хотел выпить еще, но флягу отняли от губ. Тогда он попытался поднять руку, чтобы схватить флягу. Оказалось, что рука не слушается.

— Я сказал, мелкими глотками, — строго произнес голос.

Фляга вновь оказалась у его рта, и он принялся покорно пить, наслаждаясь прохладной влагой, стекавшей по горлу.

Все свои скудные силы он сосредоточил на том, чтобы удержать выпитую воду. Потом он поднял глаза от края фляги и попытался разглядеть черты лица своего благодетеля, но увидел лишь расплывчатый овал под седой шевелюрой. После этого он вновь погрузился в темноту.

Во время пути они вдруг сделали привал на несколько дней. Киели открыл глаза и увидел, что находится в амбаре или сарае, точнее он не мог определить. А еще он уловил тяжелый запах мокрой земли и заплесневелой древесины и понял, что недавно прошел дождь.

После этого сознание то возвращалось к нему, то снова покидало его. Очнувшись однажды, как он понял, вечером, Киели догадался, что повозка, в которой он лежит, едет по лесу, но совершенно незнакомому лесу. Он сам не знал, отчего вдруг так решил — наверное, краем глаза увидел деревья, абсолютно не похожие на высокие кедры и осины его родных краев. Вокруг росли дубы, вязы и еще какие-то неизвестные ему деревья. Он вновь погрузился в тревожное забытье.

Он помнил, как во время пути ему насильно вкладывали в рот пищу и он заставлял себя глотать, хотя горло протестующе сжималось и грудь жгло, как огнем. Он явно видел тревожные сны, потому что несколько раз просыпался весь в поту, с сильно бьющимся сердцем. Кажется, во сне он звал отца.